MIA - главная страница | Глав. стр. Иноязычной секции | Глав. стр. Русской секции | Маркс-Энгельс архив
Оригинал находится на странице http://www.genstab.ru
Статьи Энгельса по военной истории
Война, свирепствовавшая в течение последних двух лет на берегах Черного моря, привлекла особое внимание к 2 миллионам вооруженных людей, содержимых Европой даже в мирное время, — число, которое, быть может, очень скоро увеличится вдвое. Если — что почти несомненно — война продолжится, то мы в непродолжительном времени будем свидетелями того, что 4 миллиона солдат будут втянуты в активные операции на театре военных действий, который от моря до моря растянется по всему европейскому континенту.
В силу этого характеристика не только тех армий, которые доселе были втянуты в восточный конфликт, но и остальных более значительных европейских армий не может не заинтересовать наших читателей, особенно потому, что по эту сторону Атлантического океана, к счастью, еще не было таких войсковых масс, которые по своим размерам могли бы хоть сколько-нибудь сравниться даже с второстепенными армиями Европы, так что о структуре подобных организаций американские граждане, не получившие специальной подготовки, имеют лишь смутное представление.
Того ревнивого отношения, которое в прежнее время заставляло каждую державу окружать тайной свою армию, более не существует. Странное дело, даже в государствах, наиболее враждебных гласности, в которых все гражданские ведомства до сегодняшнего дня окутаны густой пеленой мрака, необходимого абсолютизму, организация армий отлично известна всем гражданам. Публикуются официальные сведения об армии, в которых указывается не только деление вооруженных сил на корпуса, дивизии, бригады, полки, батальоны и эскадроны, но и расположение этих частей, а также число и имена командующих ими офицеров. На крупные смотры не только допускаются, но прямо приглашаются иностранные офицеры, им предлагают высказать свои критические замечания, происходит обмен наблюдениями, ведется серьезная дискуссия о различных установлениях и изобретениях каждой армии, и таким образом в этой области царит гласность, которая удивительным образом противоречит многим другим наиболее характерным чертам того же правительства. Любое военное министерство в Европе может теперь сохранить в тайне разве только несколько рецептов химических составов вроде ракет или фузеев, но и о них очень скоро разузнают или они делаются устаревшими благодаря новым изобретениям; так, например, британский ракетный состав был вытеснен военной ракетой г. Хейля, которая была принята в североамериканской армии, а теперь усвоена также и английской.
В результате такой гласности военные министерства всех цивилизованных государств образуют в мирное время нечто вроде обширного военного комитета, цель которого — обсуждать все предлагаемые нововведения и дать возможность каждому из своих членов использовать опыт остальных. Таким образом, выяснилось, что уставы, организация и общее управление почти всех европейских армий приблизительно одинаковы, и в этом смысле можно сказать, что качественно любая армия не уступает другой. Но национальный характер, исторические традиции и особенно различная- степень культурности создают всяческие различия и являются источником особых преимуществ и недостатков каждой данной армии. Французы и венгерцы, англичане и итальянцы, русские и немцы — все в определенных условиях могут быть хорошими и дельными солдатами; но, несмотря на единообразную систему обучения, как будто сглаживающую все различия, каждый из них проявит свои достоинства по-своему благодаря тому, что его свойства отличаются от свойств его соперников.
Это подводит нас к вопросу, не раз обсуждавшемуся военными патриотами различных национальностей: какие солдаты лучше всех? Каждая нация, разумеется, стоит на страже своей славы, и, по мнению публики, воспитанной на рассказах, лишенных критической точности и ярко подмалеванных патриотическими красками, один отечественный полк в состоянии «смести» два или три полка всякой другой нации. Военная история как наука, в которой беспристрастная оценка фактов является единственным руководящим принципом, — очень молода и не может похвастаться богатством своей литературы. Тем не менее, она — область науки, завоевавшая уже право на свое существование; все более и более рассеивает она, как мякину, бесстыдное и глупое хвастовство, так долго характеризовавшее произведения, называвшие себя историческими только на том основании, что они без зазрения совести извращали все факты, которые им приходилось излагать. Прошло то время, когда, описывая историю войны, авторы могли продолжать эту войну, так сказать, за собственный страх и риск, безопасно бомбардируя своего бывшего врага грязью, после того, как с заключением мира в него нельзя стало палить железом. И хотя целый ряд второстепенных вопросов военной истории все еще остается неразрешенным, во всяком случае несомненно, что ни одна из цивилизованных наций не может похвастаться тем, что в определенную эпоху она дала наилучших для своего времени солдат. Немецкие ландскнехты позднего средневековья и швейцарские солдаты XVI столетия были в свое время столь же непобедимы, как блестящие испанские воины, которые сменили их в качестве «первой во всем мире пехоты»; французы Людовика XIV и австрийцы принца Евгения одно время оспаривали друг у друга пальму первенства, пока пруссаки Фридриха Великого не разрешили этот вопрос, разбив тех и других; но достаточно было поражения при Иене, чтобы пруссаки были скомпрометированы и французы снова повсюду признаны лучшими солдатами Европы; однако, они не смогли — в Испании — помешать англичанам обнаружить свое превосходство над ними в определенных условиях и в определенные моменты сражения. Несомненно, что легионы, которые в 1805 г. Наполеон из Булонского лагеря привел под Аустерлиц, были лучшими войсками того времени; несомненно, что Веллингтон знал, что говорит, когда после окончания Пиренейской войны назвал своих солдат «армией, с которой он пошел бы куда угодно и сделал бы все, что угодно», и все же цвет этой сражавшейся на полуострове британской армии был разбит при Новом Орлеане ополченцами и добровольцами без всякой выучки и организации.
Таким образом, опыт всех прошлых кампаний приводит нас к одному и тому же выводу, и каждый честный старый солдат, не зараженный предрассудками, подтвердит это, а именно, что военные качества — как в смысле храбрости, так и в отношении уменья применить свои знания — в общем довольно равномерно распределены между различными нациями мира; во-вторых, что армии отличаются друг от друга не столько тем, что одна лучше или хуже другой, а тем особым характером, который свойствен каждой из них; и, наконец, что при гласности, которая царит теперь в военном деле, только напряженная работа мысли, направленная на улучшение военных порядков и на использование государственных ресурсов, а также развитие военных качеств, свойственных данной нации, могут на некоторое время поднять ту или другую армию над всеми ее соперницами. Мы видим, таким образом, что более высокая культурность страны ставит ее в весьма выгодное положение по отношению к ее менее развитым соседям. В качестве примера мы можем указать на то, что русская армия при всех своих отличных воинских качествах никогда не в состоянии была осилить какую бы то ни было из армий цивилизованной Европы. При равных условиях русские всегда дрались отчаянно, но — по крайней мере вплоть до теперешней войны — их всегда побеждали противники, — будь то французы, пруссаки, поляки или англичане.
Прежде чем перейти к рассмотрению отдельных армий, необходимо сделать несколько общих замечаний относительно всех их. Каждая армия, особенно крупная, в 300— 500 тысяч и больше человек, со всеми своими естественными подразделениями, различными родами оружия, потребностями в людях, в материалах и в их распределении, представляет собой такую сложную организацию, что в нее должна быть внесена максимальная четкость. Ей по существу присуще такое разнообразие, что, казалось бы, нечего его множить искусственными и лишенными смысла подразделениями. Однако привычка и дух смотров и парадов — это проклятие старых армий — внесли почти во все европейские армии невероятные усложнения.
В каждой стране люди, а также и лошади, отличаются друг от друга своими размерами, своей силой и своим темпераментом, и это делает необходимым выделение легкой пехоты и легкой кавалерии. Не считаться с этой необходимостью значило бы смешивать воедино индивидов, чьи военные свойства по природе своей противоположны друг другу, следовательно, до известной степени нейтрализовать эти свойства и тем самым ослабить действенность целого. Таким образом, каждый род оружия естественно делится на две обособленные группы: одна из них состоит из более тяжелых и неповоротливых людей (а в соответствующих частях — лошадей) и предназначена, главным образом, для решительных атак и для боя сомкнутыми рядами, а вторая — из людей более легких и более активных, особенно приспособленных к стычкам, к службе на аванпостах и в передовых наблюдательных отрядах, к быстрым маневрам и т. п. Такое разделение вполне законно. Но почти в каждой армии та и другая из этих естественных групп имеет еще и другие подразделения, основанные на бессмысленных различиях в мундире и на фантастических соображениях теоретического порядка, которые неизменно опровергаются практикой и опытом.
Так, в каждой европейской армии имеется гвардия, которая претендует на то, чтобы быть ее избранной частью, но в действительности лишь состоит из наиболее высоких и широкоплечих людей, каких только можно было достать. Русская и английская гвардии особенно отличаются в этом отношении, хотя ничем не доказано, что они превосходят храбростью и успешностью другие полки соответствующей армии. Наполеоновская старая гвардия была совсем иным учреждением; это действительно было отборное войско, и физические размеры не играли никакой роли в ее формировании. Но даже и эта гвардия ослабляла остальную часть армии, поглощая ее лучшие элементы; щадя эту не знавшую себе соперников войсковую часть, Наполеон иногда делал ошибки, как, например, под Бородиным, где в решительный момент он не двинул вперед гвардию и тем самым упустил случай помешать русским войскам отступить в полном порядке. У французов, кроме императорской гвардии, в каждом батальоне имеется в своем роде отборная часть, состоящая из двух рот — гренадеров и вольтижеров, что без всякой нужды усложняет тактические движения батальона. У других наций существуют также подобные войсковые части. Все они не только отличаются особым формированием и мундиром, но и выше оплачиваются. Указывалось на то, что такая система побуждает честолюбие рядового, особенно у более возбудимых народов — французов и итальянцев. Но можно было бы достигнуть того же самого и, пожалуй, даже лучшего результата, если бы солдаты, сумевшие выдвинуться, оставались в своей роте, а не служили предлогом для нарушения тактического единства и симметрии батальона.
Еще более поразительную нелепость можно наблюдать в кавалерии. Здесь различие между легкой и тяжелой лошадью служит основанием для всякого рода подразделений — кирасиры, драгуны, карабинеры, уланы, егеря, гусары и т. д. Все эти подразделения не только не имеют никакого смысла, но они прямо вредны вследствие создаваемых ими усложнений. Гусары и уланы заимствованы у венгерцев и поляков. Но в Венгрии и в Польше эти кавалерийские части имеют определенное значение; это были национальные войска, и их мундиры были национальной одеждой страны. Переносить подобные особенности в другие страны, в которых нет оживляющего их духа,—по меньшей мере смешно. Не без основания в 1848 г. один венгерский гусар ответил русскому гусару, обратившемуся к нему со словом «товарищ»: «Что за товарищ? Я гусар, а ты — шут!» («Nicht Kamarad, ich Husar, du Hanswurst!») Другим столь же смехотворным учреждением являются' почти во всех армиях кирасиры, ослабляющие себя и лошадей своими щитами (французская кираса весит 22 фунта), которые при этом не предохраняют их от действия ружейной пули, пущенной с расстояния в 150 ярдов. От кирасы было уже освободились, но монархическая традиция вновь ввела ее во французскую кавалерию, и примеру Франции скоро последовали все европейские государства.
Если не считать нашей (Соединенных Штатов Америки) скромной армии, то сардинская — единственная из всех цивилизованных армий, в которой кавалерия делится только на легкую и тяжелую, без дальнейших подразделений, и где окончательно распрощались с кирасой.
В области артиллерии у всех наций царит величайшее разнообразие калибров. У англичан в теории оно особенно велико: 8 калибров и 12 образцов пушек, но на практике обладание огромным материалом позволяет им внести в свою артиллерию большую простоту. Так, например, в Крыму они пользуются почти исключительно девятифунтовыми и двадцатичетырехфунтовыми гаубицами. Французы в течение последних нескольких лет до последней степени упростили свою артиллерию, заменив свои четыре различных калибра одним — легкой двенадцатифунтовой пушкой, о которой мы скажем несколько слов в соответствующем месте. У большинства остальных армий еще до сих пор существует от трех до четырех калибров, не считая различий в повозках, обозных двуколках, колесах и т. п. Технические части, — инженерные войска и т. д., к которым мы можем причислить и штаб, — во всех армиях организованы приблизительно одинаково, за исключением британской армии, в которой — к ее огромному ущербу — штаб не является особой организацией. О других, менее значительных различиях будет сказано в соответствующих местах.
Мы начнем с той армии, которая, получив свою организацию во время революции и при Наполеоне, служила своего рода образцом для всех европейских армий с самого начала текущего столетия.
Дата последнего обновления страницы 24.02.04
Latest update: February, 24th 2004