Через двадцать лет после первой мировой империалистской войны, основательно разрушившей "демократические" иллюзии, вожди Коминтерна пытаются доказать, что капиталистический мир в корне изменил свою природу; что империализм не есть более решающий фактор на нашей планете; что мировые антагонизмы определяются не хищными интересами монополистского капитала, а отвлеченными политическими принципами, и что новая бойня народов будет оборонительной войной невинных, миролюбивых демократий против "фашистских агрессоров". Очень значит коротка человеческая память, если накануне новой империалистской войны авантюристы Третьего Интернационала осмеливаются пускать в оборот те самые идеи, которыми предатели Второго Интернационала обманывали массы во время прошлой войны.
Дело не ограничивается, однако, простым повторением. Так как за истекшую четверть века загнивание капитализма далеко продвинулось вперед, в экономике, как и в политике, то фальсификации Третьего Интернационала принимают неизмеримо более обнаженный, циничный и подлый характер, чем социал-патриотические доктрины прошлой войны. Лидеры Второго Интернационала, успевшие уже было утратить веру в спасительность "демократических" формул и не столь далекие от отчаянья, с изумлением и новой надеждой приняли неожиданную помощь Коминтерна. Вслед за ними повернула в сторону коммунистических шовинистов свои взоры и часть империалистской буржуазии. Таков важнейший политический источник гнилой и бесчестной политики "Народных фронтов".
Каждый глубокий кризис: экономический, политический, военный, имеет ту положительную сторону, что подвергает проверке разного рода традиционные величины и формулы, обнаруживая гниль тех из них, которые служили для замазывания противоречий в "мирное" время, - и тем толкает общее развитие вперед. Дипломатический кризис вокруг Чехословакии превосходно выполнил эту прогрессивную работу. Марксистам остается только сделать из свежего опыта необходимые политические выводы.
ОПЫТ ПРОШЛОЙ ВОЙНЫ
Начнем с беглого взгляда назад. Война 1914-1918 годов была, как известно, "войной за демократию". Союз Франции, Великобритании, Италии и Соединенных Штатов позволял социал-патриотам Антанты застенчиво закрывать глаза на пятого союзника: царизм. После февральской революции 1917 года, низвергшей Николая II, фронт демократий выровнялся окончательно. Только неисправимые большевики, могли кричать после этого об империализме. Стоило ли, в самом деле, придираться к тому, что либерал Милюков и почти-социалист Керенский хотели захватить Галицию, Армению и Константинополь? В конце концов Милюков с Керенским выяснили, что большевики были просто агентами Людендорфа (тогдашнего "Гитлера").
Война закончилась полной победой демократий, несмотря на то, что Советская Россия, руководимая большевиками, покинула их священный лагерь. Результатом победы явился Версальский мир, оплаченный, правда, миллионами молодых жизней, но зато призванный окончательно утвердить на земле демократию, свободу развития наций и мирное сотрудничество народов на основе всеобщего разоружения. Лига Наций увенчала завоевания войны, которая должна была стать "последней войной": так обещали Вильсон и Второй Интернационал.
Рая, однако, не наступило. Зато наступило нечто, очень похожее на ад. Версальский мир душил Европу. Протекционизм душил хозяйство. Война за "демократию" открыла эру окончательного упадка демократии. Мир стал беднее и теснее. Одно государство за другим сворачивало на путь фашистской или милитаристской диктатуры. Международные отношения становились все более угрожающими. Вместо разоружения пришли такие программы милитаризма, которые накануне прошлой войны показались бы кошмаром. Первые схватки новых кровавых конфликтов разразились уже в разных частях света. Именно этот момент Коминтерн выбрал для того, чтоб отречься от последних остатков интернационализма и провозгласить задачей новой эпохи союз пролетариата с загнивающими империалистскими демократиями "против фашизма". Источником величайшей мировой заразы является ныне та навозная куча, которая была некогда Коммунистическим Интернационалом.
БОРЬБА ЗА И ПРОТИВ НОВОГО ПЕРЕДЕЛА МИРА
Некоторые теоретики Второго Интернационала, пытавшиеся, как Каутский, открыть хоть какую-нибудь перспективу, выражали надежду на то, что, испробовав свои силы в великой бойне народов, империалисты окажутся вынужденными сговориться между собой и установить мирное господство над миром, в форме товарищества на паях (теория "ультраимпериализма"). Эта филистерски-пацифистская теория, являвшаяся социал-демократической тенью Лиги Наций, пыталась закрыть глаза на два процесса: во-первых, постоянные изменения в соотношении сил между разными империалистскими государствами, при полной невозможности практически измерить эти изменения иначе, как силою оружия; во-вторых, освободительную борьбу пролетариата метрополий и колониальных народов, борьбу, которая является важнейшим фактором нарушения равновесия и сама по себе исключает возможность "мирного" империалистского грабежа. Именно в силу этих причин жалкой утопией остаются программы разоружения.
Вопиющее и все возрастающее несоответствие между удельным весом Франции и Англии, не говоря уже о Голландии, Бельгии и Португалии, в мировом хозяйстве и грандиозными размерами их колониальных владений, есть такой же источник мировых конфликтов, такая же провокация новых войн, как и неутоленная жадность фашистских "агрессоров". Вернее сказать, явления того и другого типа представляют только две стороны одной и той же медали. "Миролюбие" английской и французской демократий опирается на подавление национально-демократических движений сотен миллионов душ в Азии и Африке ради получения с них грандиозной сверхприбыли. С другой стороны, Гитлер и Муссолини обещают стать более "мирными", когда получат в свои руки достаточные колониальные владения.
Соединенные Штаты, благодаря почти монопольному обладанию целым континентом с неисчерпаемыми естественными богатствами и при содействии ряда благоприятных исторических условий, развивали свое господство над миром очень "мирно" и "демократически", если не считать таких мелочей, как истребление индийских аборигенов, захват лучшей части Мексики, разгром Испании, участие в мировой войне и прочее. Однако, этот "идиллический" метод экспансии относится целиком к прошлому. Быстрое и страшное загнивание американского капитализма ставит перед ним вопрос о жизни и смерти во все более обнаженной военной форме. Через 14 пацифистских пунктов Вильсона, через квакерскую АРА (международная филантропическая организация) Гувера, реформаторский Нью Дил Рузвельта, доктрину изоляционизма, законы об абсолютном нейтралитете и проч. Соединенные Штаты фатально идут к такому взрыву империалистской экспансии, какого еще не видел мир.
Отброшенная Версальским миром далеко назад Германия положила в основу своей империалистской программы задачу "национального объединения". Под этим лозунгом вырос и окреп фашизм, легальный наследник веймарской демократии. Поистине ирония судьбы! В период своего исторического восхождения (от наполеоновских войн до Версальского мира 1871 года) запоздалая немецкая буржуазия оказалась неспособной достигнуть национального объединения собственными силами. Бисмарк выполнил эту работу наполовину, оставив почти незатронутым весь феодально-партикуляристский хлам. Революция 1918 года устранила, правда, германские династии (только потому, что социал-демократия оказалась не в силах их спасти!), но, преданная социал-демократией в руки юнкеров, банкиров, бюрократии и офицерства, оказалась неспособна не только осуществить единую велико-германскую республику, но хотя бы бюрократически централизовать гогенцоллернскую Германию. Обе эти задачи легли на Гитлера. Вождь фашизма выступает, в своем роде, как продолжатель Бисмарка, который в свою очередь оказался душеприказчиком буржуазных банкротов 1848 года. Но это в конце концов только поверхностная сторона процесса. Его социальное содержание изменилось в корне. Национальное государство из прогрессивного фактора, давно уже стало в передовых странах тормозом развития производительных сил. Лишний десяток миллионов немцев в границах Германии не изменит реакционной природы национального государства. По своему, империалисты это прекрасно понимают. Для Гитлера дело идет вовсе не об "объединении немцев", как самостоятельной задаче, а о создании более широкого европейского плацдарма для дальнейшей мировой экспансии. Кризис из за судетских немцев, вернее из-за судетских гор, явился одним из эпизодов на пути борьбы за колонии.
Новый передел мира стоит в порядке дня. Первый шаг революционного воспитания рабочих должен состоять в умении различать под официальными формулами, лозунгами и лицемерными фразами реальные империалистские аппетиты, планы и расчеты.
ИМПЕРИАЛИСТСКИЙ КВАРТЕТ ВМЕСТО "ФРОНТА ДЕМОКРАТИЙ"
Овечья уступчивость европейских демократий есть результат не миролюбия, а слабости. Причиной слабости является не демократический режим сам по себе, а диспропорция между экономическим фундаментом метрополий и унаследованными от прошлого колониальными империями. К диспропорции прибавляется освободительная борьба колоний, угрожающая, особенно во время войны, вспыхнуть революционным пожаром. В этих условиях загнивающая "демократия" действительно становится дополнительным источником слабости для старых империалистских держав.
Откровенная реакция во Франции несомненно наживает капитал на капитуляциях Народного фронта. Можно с уверенностью ждать усиления французского фашизма, пользующегося покровительством руководящих военных кругов. В Англии, где у власти стоит консервативная буржуазия, на ближайший период выиграет, вероятно, больше лейбористская оппозиция, чем фашизм. Но, ввиду всей исторической обстановки, приход к власти Лейбор Парти может быть только эпизодом, вернее, этапом на пути к более радикальным переменам. Не майору Эттли и не сэру Ситрину справиться со зловещими духами нашей эпохи!
Так или иначе, "мировой фронт демократий", обещанный шарлатанами "Народных фронтов", оказался пока что заменен фронтом четырех держав: Германии, Италии, Англии и Франции. После Мюнхенского совещания, где Англия и Франция капитулировали перед Гитлером, при двусмысленном, как всегда, посредничестве Муссолини, главы четырех государств выступали перед своими народами, как национальные герои: Гитлер объединил немцев; Чемберлен и Даладье предотвратили войну; Муссолини - помог тому и другому. Да здравствует Квартет! Та мелкобуржуазная братия, которую ГПУ мобилизует обычно для всякого рода пацифистских конгрессов, уже начинает сейчас поворачивать свои взоры в сторону новых миротворцев. Французские социалисты воздержались по вопросу о чрезвычайных полномочиях для Даладье, героя капитуляции: воздержание есть только переходная ступень из лагеря Москвы в лагерь Квартета. Изоляция сталинских преторианцев в палате депутатов и сенате символизировала полную изоляцию Кремля в европейской политике.
Можно, однако, сейчас уже сказать с уверенностью, что Мюнхенский Квартет так же мало способен охранить мир, как и никогда не существовавший "фронт демократий". Англия и Франция бросили в пасть Гитлеру Чехословакию, чтоб дать на время работу его пищеварению и отодвинуть в будущее вопрос о колониях. Крайне туманно и неуверенно Чемберлен и Даладье обещали общее соглашение по всем спорным вопросам. С своей стороны, Гитлер обещал не предъявлять больше территориальных требований в Европе. Этим он, во всяком случае, показал, что намерен предъявить территориальные требования в других частях света. Что касается Эльзаса-Лотарингии, Шлезвинга и проч., то Гитлер, в лучшем случае, откладывает разрешение этих вопросов до новой мировой войны. Если б во Франции в ближайшие год-два победил фашизм, а в Англии - Лейбор Парти, эти политические перемены очень немногое изменили бы в распределении империалистских фигур на мировой доске. Фашистская Франция была бы столь же мало, как и Франция "Народного фронта", склонна отдавать Гитлеру Эльзас-Лотарингию или делиться с ним колониями. Лейбористская партия, насквозь проникнутая духом империализма, не могла бы смягчить антагонизм с Италией в Средиземном море, ни задержать развитие мирового антагонизма германских и британских интересов. В этих условиях Квартет, если он вообще осуществится, продержится лишь до ближайшего кризиса, которого ждать недолго. Империализм фатально и неудержимо идет к переделу мира в соответствии с изменившимся соотношением сил. Чтоб предотвратить катастрофу, надо задушить империализм. Все остальные средства - фикции, иллюзии, обман.
СМЫСЛ ГОСУДАРСТВЕННОГО ПЕРЕВОРОТА В ЧЕХОСЛОВАКИИ
Отказ Франции и Великобритании от защиты империалистских интересов чешской буржуазии привел не только к расчленению Чехословакии, но и к крушению ее политического режима. На этом опыте обнаружилось в химически чистом виде, что чехословацкая демократия была не выражением "народной воли", а лишь аппаратом приспособления чешского монополистического капитала к державам-покровительницам. Как только отпало военное покровительство, демократический механизм оказался не только не нужен, но и вреден, ибо угрожал лишними трениями с Гитлером. Верхушка чешской буржуазии немедленно же создала новый аппарат империалистического приспособления, в виде военной диктатуры. Смена режимов произошла без малейшего участия народа, без новых выборов, даже без апелляции к старому парламенту. Выбранный народом президент, архи-"демократ" Бенеш, призвал к власти старшего генерала республики. Этот призыв имел сначала видимость уступки народу, который волновался, протестовал, демонстрировал, требуя сопротивления Гитлеру с оружием в руках. Сопротивления? Вот вам генерал, в качестве национального вождя! Совершив этот акт, штатский президент подал в отставку. После чего генерал, который стоял ранее во главе войск и был, так сказать, мечом демократии, заявил о своем намерении, в интересах дружбы с Гитлером, ввести новый государственный режим. И больше ничего!
Демократия, вообще говоря, являлась для буржуазии необходимостью в эпоху свободной конкуренции. Монополистскому капитализму, основанному не на "свободной" инициативе, а на централистическом командовании, демократия не нужна; она его связывает и стесняет. Империализм может терпеть демократию до поры до времени, как неизбежное зло. Но внутренне он тяготеет к диктатуре. "Разница между республикански-демократической и монархически-реакционной империалистской буржуазией - писал Ленин еще во время прошлой войны, 22 года тому назад, - стирается именно потому, что та и другая гниет заживо". И далее: "Политическая реакция по всей линии - свойство империализма". Только безнадежная тупость может думать, будто мировые империалистские антагонизмы определяются непримиримостью демократии и фашизма. На самом деле правящие клики всех стран рассматривают демократию, военную диктатуру, фашизм и проч., как разные орудия и методы для подчинения себе собственных народов, во имя империалистских целей; причем внутри одного из политических режимов, именно демократии, бывает заранее включен, в виде, например, генерального штаба, другой режим, - военной диктатуры.
В Германии империалистская буржуазия, при активном участии социал-демократии, поставила на пост президента фельдмаршала Гинденбурга, в качестве защитника от фашизма. Гинденбург, с своей стороны, призвал к власти Гитлера, после чего сам фельдмаршал не подал, правда, в отставку, а умер; но это уже вопрос техники и возраста. По существу же переворот в Чехословакии воспроизводит главные черты переворота в Германии, вскрывая тем самым основные пружины политической механики империализма. За кулисами вопрос о режиме Чехословакии решался, несомненно, на совещаниях магнатов чешского, французского, британского и германского капитала, верхушки генералитета и дипломатов. Главная забота направлялась на то, чтоб передвижка государственных границ, как можно, меньше нарушала интересы финансовой олигархии. Переключение с англо-французской ориентации на немецкую означало в основе своей обмен акциями, новое распределение заказов военных заводов для Шкода и проч.
Никто, к слову сказать, не интересовался позицией социал-демократии и экс-компартии, ибо в Чехословакии они не более способны к сопротивлению, чем их старшие сестры оказались в Германии. Подчинившись "национальной необходимости" эти насквозь прогнившие организации сделали все, чтоб парализовать революционное сопротивление пролетариата. Когда переворот будет закончен, финансовая клика произведет вероятно "референдум", т.-е. даст народу, загнанному в тупик, драгоценную возможность "одобрить", под револьвером Сирового, те перемены, какие были произведены без него и против него.
ЗАЩИТА "НАЦИОНАЛЬНОЙ НЕЗАВИСИМОСТИ" ЧЕХОСЛОВАКИИ?
Во время критической сентябрьской недели раздавались, как передают, голоса, даже на левом фланге социализма, в том смысле, что, в случае "единоборства" между Чехословакией и Германией, пролетариат должен будет, хотя бы и в союзе с Бенешем, помочь Чехословакии спасти свою "национальную независимость". Этот гипотетический случай не наступил: герои чехословацкой независимости, как и следовало ожидать, капитулировали без боя. Нельзя, однако, в интересах будущего, не отметить здесь грубейшую и опаснейшую ошибку несвоевременных теоретиков "национальной независимости".
Даже помимо своих международных связей Чехословакия представляет насквозь империалистское государство. Экономически в ней царит монополистский капитал. Политически чешская буржуазия господствует (скоро надо будет, может быть, сказать: господствовала) над несколькими угнетенными национальностями. Война, даже со стороны изолированной Чехословакии, велась бы, таким образом, не за национальную независимость, а за сохранение и, если возможно, расширение границ империалистской эксплуатации.
Войну между Чехословакией и Германией, даже если бы другие империалистские государства не вмешались сразу, недопустимо было бы рассматривать вне того переплета европейских и мировых империалистских отношений, из которых эта война могла вспыхнуть, как эпизод. Месяцем или двумя позже чешско-немецкая война - если бы чешская буржуазия хотела и могла воевать, - вызвала бы почти неминуемо вмешательство других государств. Было бы, поэтому, для марксиста грубейшей ошибкой определять свою позицию на основании сегодняшних конъюнктурных дипломатических и военных группировок, а не на основании общего характера социальных сил, стоящих за этой войной.
Сотни раз мы повторяли незаменимый и неоценимый тезис Клаузевица: война есть продолжение политики другими средствами. Чтоб определить в каждом конкретном случае исторический и социальный характер войны, надо руководствоваться не впечатлениями и гаданиями, а научным анализом той политики, которая предшествовала войне и обусловила ее. Эта политика, начиная с первого дня образования лоскутной Чехословакии, имела империалистский характер.
Можно возразить, что, помимо отделения судетских немцев, венгров, поляков, может быть, и словаков, Гитлер не остановится перед закабалением самих чехов, и что в этом случае их борьба за национальную независимость будет иметь все права на поддержку пролетариата. Такая постановка вопроса - не что иное, как социал-патриотический софизм. Какими конкретными путями пойдет дальнейшее развитие империалистских антагонизмов, мы не знаем. Полный разгром Чехословакии, конечно, вполне возможен. Но возможно и то, что, прежде чем этот разгром успеет совершиться, вспыхнет европейская война, в которой Чехословакия окажется на стороне победителей и примет участие в новом расчленении Германии. Неужели же роль революционной партии есть роль сиделки при "пострадавших" гангстерах империализма?
Совершенно очевидно, что пролетариат должен строить свою политику, исходя из данной войны, как она есть, т.-е. как она обусловлена предшествующим ходом развития, а не из гипотетических гаданий о возможном стратегическом исходе войны. При таких гаданиях каждый будет неизбежно выбирать тот вариант, который больше отвечает его собственным желаниям, национальным симпатиям и антипатиям. Ясно, что такая политика имела бы не марксистский, а субъективистский, не интернационалистский, а шовинистический характер.
Империалистская война, с какого бы угла она ни началась, будет вестись не из-за "национальной независимости", а ради передела мира в интересах отдельных клик финансового капитала. Это не исключает того, что попутно империалистская война может улучшить или ухудшить положение той или другой "нации"; точнее сказать, одной нации за счет другой. Так, Версальский мир раздробил Германию. Новый мир может раздробить Францию. Социал-патриоты как раз и пользуются ссылками на возможную "национальную" опасность в будущем для того, чтоб поддерживать "своих" империалистских бандитов в настоящем. Чехословакия ни в малейшей мере не составляет исключения из этого правила.
В сущности все такого рода гадательные аргументы и запугивания будущими национальными бедствиями, в пользу поддержки той или другой империалистской буржуазии, исходят из открытого или молчаливого отказа от революционной перспективы и революционной политики. Разумеется, если новая война закончится одной лишь военной победой того или другого империалистского лагеря; если война не вызовет ни революционного восстания, ни победы пролетариата; если новый империалистский мир, более страшный, чем версальский, наденет на народы новые оковы на десятилетия; если несчастное человечество все это молчаливо и покорно стерпит, - то не только Чехословакия или Бельгия, но и Франция может быть отброшена на положение угнетенной нации (такое же допущение можно сделать и относительно Германии). В этом случае дальнейшее ужасающее разложение капитализма должно будет отбросить все народы назад на многие десятки лет. Конечно, при осуществлении этой перспективы, т.-е. перспективы пассивности, капитуляции, поражений и упадка, угнетенные классы и целые народы вынуждены будут в поте и крови снова карабкаться на четвереньках по пройденному уже однажды историческому пути.
Исключена ли такая перспектива? Если пролетариат будет без конца терпеть руководство социал-империалистов и ком-шовинистов; если Четвертый Интернационал не сумеет найти дорогу к массам; если ужасы войны не толкнут рабочих и солдат на путь возмущения; если колониальные народы будут терпеливо истекать кровью в интересах рабовладельцев, - при этих условиях уровень цивилизации будет неизбежно снижен, и общий регресс и распад могут снова поставить в порядок дня национальные войны в Европе. Но тогда мы, или, вернее, наши сыновья, должны будут определять свою политику по отношению к будущим войнам уже на основании анализа новой обстановки. Сегодня же мы исходим не из упадочной, а из революционной перспективы; мы - пораженцы за счет империализма, а не за счет пролетариата. Вопрос о судьбе чехов, бельгийцев, французов и немцев, как наций, мы связываем не с конъюнктурными передвижениями военных фронтов во время новой свалки империалистов, а с восстанием пролетариата и его победой над всеми империалистами. Мы глядим вперед, а не назад! Программа Четвертого Интернационала гласит, что свобода всех наций Европы, больших и малых, может быть обеспечена только в рамках Социалистических Соединенных Штатов Европы.
ЕЩЕ РАЗ О ДЕМОКРАТИИ И ФАШИЗМЕ
Все это не значит, разумеется, что между демократией и фашизмом нет вообще никакой разницы, или что эта разница безразлична для пролетариата, как утверждали еще совсем недавно сталинцы. С таким дешевым политическим нигилизмом марксисты не имеют ничего общего. Нужно только в каждом данном случае ясно понять реальное содержание этой разницы и ее действительные пределы.
Для отсталых колониальных и полуколониальных стран борьба за демократию, в том числе за национальную независимость, представляет необходимый и прогрессивный этап исторического развития. Именно, поэтому, мы признаем не только правом, но долгом рабочих этих стран активно участвовать в "защите отечества" против империализма, разумеется, при условии сохранения полной самостоятельности своей классовой организации и непримиримой борьбы против отравы шовинизма. Так, в конфликте Мексики с нефтяными магнатами и их исполнительным комитетом, который называется демократическим правительством Великобритании, сознательный пролетариат всего мира стоит полностью на стороне Мексики (разумеется, это не относится к империалистским лакеям, возглавляющим британскую Лейбор Парти).
Что касается передового капитализма, то он давно перерос не только старые формы собственности, но и национальное государство, а следовательно и буржуазную демократию. В этом и состоит основа кризиса современной культуры. Империалистская демократия загнивает и разлагается. Программа "защиты демократии" для передовых стран есть программа реакции. Единственной прогрессивной задачей здесь является подготовка международной социалистической революции. Ее задача: разбить рамки старого национального государства и построить хозяйство в зависимости от географических и технических условий, без средневековых таможен и пошлин.
Это не означает, опять-таки, безразличного отношения к сегодняшним политическим методам империализма: во всех тех случаях, где контрреволюционные силы тянут от загнивающего "демократического" государства назад: к партикуляризму провинций, к монархии, военной диктатуре, фашизму, - революционный пролетариат, не беря на себя ни малейшей ответственности за "защиту демократии" (она не защитима!), даст этим контрреволюционным силам вооруженный отпор, чтобы, в случае успеха, направить свое наступление против империалистской "демократии".
Эта политика применима, однако, лишь по отношению ко внутренним конфликтам, т.-е. в тех случаях, где ставкой борьбы действительно является вопрос о политическом режиме: так обстояло, например, дело в Испании. Участие испанских рабочих в борьбе против Франко было их элементарнейшим долгом. Но именно потому и только потому, что рабочим не удалось своевременно заменить власть буржуазной демократии своей собственной властью, "демократия" очистила место фашизму. Чистейшим подлогом и шарлатанством является, однако, механическое перенесение законов и правил борьбы разных классов одной и той же нации на империалистскую войну, т.-е. борьбу одного и того же класса разных наций. Сейчас, после свежего опыта Чехословакии, нет, кажется, надобности доказывать, что империалисты борются друг с другом не из-за политических принципов, а из-за господства над миром - под прикрытием каких угодно принципов.
Муссолини и его ближайшие сотрудники являются, надо думать, атеистами, т.-е. не верят ни в бога ни в черта. Великобританский король и его министры погрязают в средневековых предрассудках и верят даже в чортову бабушку. Это не значит, однако, что война между Италией и Англией будет войной науки против религии. Атеист Муссолини будет изо всех сил разжигать религиозные страсти мусульман. Благочестивый протестант Чемберлен будет, с своей стороны, искать помощи папы и т. д. Республика в календаре человеческого прогресса стоит выше монархии. Значит ли это, что война республиканской Франции, скажем, против монархической Голландии из-за колоний была бы войной республики против монархии? Мы уже не говорим о том, что в случае национальной войны тунисского бея против Франции, прогресс был бы на стороне варварского монарха, а не республики. Гигиена занимает важное место в человеческой культуре. Однако, когда дело идет об убийстве, вопрос о том, вымыл ли убийца предварительно руки, не имеет решающего значения. Подменять реальные цели враждебных империалистских лагерей политическими или моральными абстракциями значит не бороться за демократию, а помочь хищникам маскировать свои захваты, грабежи и насилия. В этом и состоит сейчас главная функция Второго и Третьего Интернационалов.
МЕЖДУНАРОДНАЯ ПОЛИТИКА БОНАПАРТИСТСКОЙ КЛИКИ КРЕМЛЯ
Непосредственный удар пришелся на этот раз по Чехословакии. Серьезный ущерб причинен Франции и Англии. Но самый глубокий удар нанесен Кремлю. Система фикций, шарлатанства и подлогов потерпела международное крушение.
Подавив советские массы и порвав с политикой международной революции, кремлевская клика стала игрушкой империализма. Во всем основном дипломатия Сталина за последние пять лет была только отражением и дополнением дипломатии Гитлера. В 1933 году Сталин изо всех сил навязывался Гитлеру в союзники. Но протянутая рука оказалась отвергнута, так как Гитлер, в поисках дружбы Англии, выступал, как спаситель Германии и Европы от большевизма. Тогда Сталин поставил своей задачей доказать капиталистической Европе, что Гитлер ей не нужен, что большевизм не заключает в себе никакой опасности, что правительство Кремля есть домашнее животное, которое умеет стоять на задних лапах. Так, отталкиваясь от Гитлера, вернее, оттолкнутый им, Сталин стал постепенно лакеем и наемным убийцей на службе стран сытого империализма.
Отсюда столь внезапная вспышка преклонения перед гангренозной буржуазной демократией у тоталитарной банды Кремля. Отсюда бессмысленно-лживая идеализация Лиги Наций, отсюда "Народные фронты", удушение испанской революции, подмена реальной классовой борьбы декламацией "против фашизма". С особенным бесстыдством нынешняя международная функция советской бюрократии и Коминтерна проявилась на пацифистском конгрессе в Мексико (сентябрь 1938 года), где наемные агенты Москвы пытались убедить народы Латинской Америки в том, что им надо бороться не против угрожающего им реального империализма, а исключительно и только против фашизма.
Как и следовало ожидать, Сталин не снискал себе этими низменными маневрами ни дружбы, ни доверия. Империалисты привыкли оценивать общество не по декларациям его "вождей" и даже не по характеру его политической надстройки, а по его социальному фундаменту. Пока в СССР сохраняется государственная собственность на средства производства, огражденная монополией внешней торговли, до тех пор империалисты, в том числе и "демократические", относятся к Сталину не с большим доверием и с несравненно меньшим уважением, чем феодально-монархическая Европа относилась к первому Бонапарту. Окруженный ореолом побед и свитой блестящих маршалов, Наполеон не избег Ватерлоо. Сталин завершил серию капитуляций, неудач и измен поголовным истреблением маршалов революции. Может ли быть хоть малейшее сомнение относительно судьбы, которая ожидает его?
Единственная преграда на пути войны есть страх имущих классов перед революцией. До тех пор, пока Коммунистический Интернационал оставался верен принципам пролетарской революции, он представлял, наряду с Красной армией, с которой он был тесно связан, важнейший фактор мира. Проституировав Коминтерн и превратив его в агентуру "демократического" империализма, обезглавив и парализовав военную силу советов, Сталин окончательно развязал руки Гитлеру, как и его противникам, и подтолкнул Европу к войне.
Московские фальсификаторы поражают ныне своего бывшего демократического друга Бенеша дешевыми проклятиями за то, что он преждевременно "капитулировал" и помешал Красной армии разгромить Гитлера, независимо от поведения Франции. Эти театральные громы только ярче освещают бессилие и лживость Кремля. Кто же вас заставлял верить Бенешу? Кто вынуждал вас сочинять миф о "союзе демократий"? Кто помешал вам, наконец, в критические часы, когда вся Чехословакия кипела котлом, призвать пролетариат Праги овладеть властью и послать ему на помощь Красную армию? Очевидно воевать с фашизмом труднее, чем расстреливать и отравлять старых большевиков. На примере Чехословакии все малые государства и особенно все колониальные народы должны понять, какой помощи они могут ждать от Сталина.
Только низвержение бонапартистской клики Кремля сделает возможным возрождение военной силы СССР. Только ликвидация экс-Коминтерна очистит путь революционному интернационализму. Борьба против войны, империализма и фашизма требует беспощадной борьбы против покрытого преступлениями сталинизма. Кто защищает его прямо или косвенно, кто замалчивает его предательства или прикрашивает его военную мощь, тот - худший враг революции, социализма и угнетенных народов. Чем раньше кремлевская шайка будет опрокинута вооруженным напором рабочих, тем больше шансов на социалистическое возрождение СССР, тем ближе и шире перспектива международной революции.
СОЦИАЛЬНАЯ ОСНОВА ОППОРТУНИЗМА
Чтоб понять нынешнюю роль социал-демократии и экс-Коминтерна, надо снова напомнить об экономическом фундаменте оппортунизма в мировом рабочем движении.
Расцвет капитализма, длившийся, с неизбежными колебаниями, до 1913 года, позволил буржуазии, с одной стороны, повысить слегка жизненный уровень некоторых слоев пролетариата, с другой - бросить довольно жирные подачки рабочей бюрократии и аристократии, подняв их таким образом над массами. Профессиональная и парламентарная бюрократия, "социальный вопрос" которой казался близившимся к разрешению, получила возможность указывать массам на начало перемен к лучшему в их собственной судьбе. Такова социальная основа реформизма (оппортунизма), как системы иллюзий масс и как системы обмана со стороны рабочей бюрократии. Реформистский оптимизм Второго Интернационала достиг высшего расцвета в годы последнего экономического подъема перед войной (1909-1913). Вожди восприняли, поэтому, войну и изобразили ее перед массами, как внешнее бедствие, угрожающее основам растущего национального благополучия. Отсюда - политика "защиты отечества", которая на деле была, со стороны масс - бессознательно, со стороны рабочей бюрократии - сознательно или полу-сознательно, защитой империалистских интересов собственной буржуазии.
Война оказалась в действительности, не "внешним" бедствием, временно нарушившим национальный прогресс, а взрывом внутренних противоречий империалистской системы в такой момент, когда дальнейший прогресс на основе этой системы стал фактически невозможен. И так как война оказалась неспособной ни расширить нашу планету, ни вернуть капитализму его молодость, то она закончила тем, что чрезвычайно ускорила и обострила все процессы капиталистического загнивания. Вместе с упадком демократии начался упадок рабочей бюрократии. Фашизм принес рабочим "только" двойное порабощение; реформистской бюрократии он принес полную гибель.
Политическую форму демократии, хотя и в крайне изуродованном виде ("исключительные полномочия", закон об эмиграции, ликвидация права убежища и пр.) сохранили из великих держав только Великобритания, Франция и Соединенные Штаты, наиболее богатые, традиционно хищные и привилегированные капиталистические страны, которые давно сосредоточили в своих руках львиную долю колониальных владений и главные природные богатства нашей планеты. Объяснение этого "естественного отбора" найти не трудно. Демократия может держаться до тех пор, пока классовые противоречия не начинают взрывать ее. Для смягчения социальных трений буржуазия вынуждена подкармливать широкий слой мелкобуржуазной интеллигенции, рабочую бюрократию и аристократию. Чем больше корыто, тем пламеннее социал-патриотизм. Реформистское корыто ныне сохранилось только в тех странах, которые успели в прошлом накопить громадные богатства, благодаря эксплуатации мирового рынка и грабежу колоний. Другими словами, в условиях капиталистического загнивания демократический режим доступен (до поры до времени) только наиболее аристократической буржуазии. Фундаментом социал-патриотизма остается колониальное рабовладение.
В странах, не унаследовавших от прошлого больших накоплений, и лишенных возможности получать сверхприбыль со своих колоний, как Италия и Германия, буржуазия уничтожила парламент, разогнала реформистскую бюрократию и взяла рабочих в железные тиски. Фашистская бюрократия пожирает, правда, не меньше, а больше, чем реформистская; зато она не вынуждена делать уступки массам и выдавать векселя, по которым упадочный капитализм уже не способен платить. Лишившись корыта, отставная социал-демократическая бюрократия Италии, Германии и Австрии высоко держит знамя пораженчества... в эмиграции.
Главным источником силы социал-патриотических, вернее, социал-империалистских партий является покровительство буржуазии, которая, через парламент, прессу, армию, полицию защищает и охраняет социал-демократию от всяких революционных движений и даже от революционной критики. В будущей войне, благодаря обострению внутренних и международных противоречий, эта органическая связь бюрократии с буржуазией обнаружится еще более открыто и цинично, вернее сказать, уже начала обнаруживаться сейчас, особенно в предательской политике Народных фронтов, которые были бы совершенно немыслимы накануне прошлой войны. Однако, инициатива Народных фронтов исходила не от Второго Интернационала, а от Третьего.
КОМ-ШОВИНИЗМ
Чудовищно быстрое развитие советского оппортунизма объясняется причинами, аналогичными тем, которые, одним поколением раньше, привели к расцвету оппортунизма в капиталистических странах, именно паразитизмом рабочей бюрократии, которая успешно разрешила свой "социальный вопрос" на основе подъема производительных сил СССР. А так как советская бюрократия неизмеримо могущественнее рабочей бюрократии капиталистических стран; так как корыто в ее распоряжении отличается почти неограниченной емкостью, то неудивительно, если советская разновидность оппортунизма получила сразу особо предательский и подлый характер.
Что касается экс-Коминтерна, в собственном смысле, то его социальная база имеет двойственный характер: с одной стороны, он живет подачками Кремля, подчиняется его команде и, в этом смысле, каждый экс-коммунистический бюрократ является младшим и неполноправным братом советского бюрократа. С другой стороны, аппараты экс-Коминтерна питаются из тех же источников, что и социал-демократия, т.-е. из сверхприбылей империализма. Рост компартий за последние годы, их проникновение в ряды мелкой буржуазии, их внедрение в государственный аппарат, профессиональные союзы, парламенты, муниципалитеты и пр., в чрезвычайной мере усилили их зависимость от национального империализма в ущерб традиционной зависимости от Кремля.
Десять лет тому назад мы предсказывали, что теория социализма в отдельной стране должна неизбежно привести к развитию националистических тенденций в секциях Коминтерна. Это предвиденье давно стало фактом. Но до последнего времени французский, британский, бельгийский, чехословацкий, американский и пр. ком-шовинизм казался и, до некоторой степени, являлся преломлением интересов советской дипломатии ("защита СССР"). Теперь можно с уверенностью предсказать наступление нового этапа. Рост империалистических антагонизмов, явное приближение военной опасности и столь же явная изоляция СССР должны неминуемо усилить национальные центробежные тенденции внутри экс-Коминтерна. Каждая из его секций начнет развивать патриотическую политику за собственный счет. Сталин примирил компартии империалистских демократий с их национальной буржуазией. Этот этап уже пройден. Бонапартистский сводник выполнил свою роль. Отныне ком-шовинисты должны позаботиться о собственной шкуре, интересы которой вовсе не всегда совпадают с "защитой СССР".
Когда американец Броудер счел возможным заявить перед сенатской комиссией, что, в случае войны между Соединенными Штатами и СССР, его партия окажется на стороне своего нежно любимого отечества, он сам, оценивал может быть, эту фразу, как простую военную хитрость. Но на самом деле ответ Броудера есть безошибочный симптом переключения с "московской" ориентации на "национальную". "Военная хитрость выросла из потребности подделываться под империалистский "патриотизм". Циническая грубость этой "хитрости" (поворот от "отечества трудящихся" к республике доллара) обнаруживает всю глубину происшедшего перерождения, всю силу зависимости секций Коминтерна от общественного мнения буржуазии.
Пятнадцать лет непрерывных чисток, развращения и подкупа довели бюрократию экс-Коминтерна до той степени падения, когда она оказалась способна и готова открыто взять в свои руки знамя социал-патриотизма. Пороху сталинцы (скоро придется сказать: экс-сталинцы) разумеется, не выдумали. Они просто подобрали наиболее стершиеся клише мелкобуржуазного оппортунизма. Но в дело распространения старых пошлостей они внесли неистовство "революционных" выскочек, которые тоталитарную клевету, шантаж и убийство сделали нормальными методами защиты "демократии". Что касается старых, классических реформистов, то, умывая, в каждом рискованном случае, руки в невинности, они умело пользуются поддержкой новобранцев шовинизма.
В той империалистической стране, которая во время войны окажется (если окажется) в одном лагере с СССР, секция экс-Коминтерна будет, конечно, "защищать" Москву. Ценность этой защиты будет, однако, невелика, ибо в такой стране все партии будут "защищать" СССР. (Чтоб не компрометировать себя перед империалистским союзником, Москва прикажет, пожалуй, компартии не кричать слишком громко, а может быть и вообще попытается распустить ее). Зато в странах враждебного лагеря, т.-е. там именно, где Москва будет нуждаться в защитниках, экс-компартии окажутся полностью на стороне империалистического отечества: это будет несравненно безопаснее и прибыльнее. Правящая московская клика пожнет полновесные плоды пятнадцатилетнего проституирования Коминтерна.
ВТОРОЙ И ТРЕТИЙ ИНТЕРНАЦИОНАЛЫ В КОЛОНИАЛЬНЫХ СТРАНАХ
Истинный характер социал-демократии, как партии, политика которой опиралась и опирается на империалистскую эксплуатацию отсталых народов, обнаруживается яснее всего в том факте, что в колониальных и полуколониальных странах Второй Интернационал никогда не имел никакого влияния. Рабочая бюрократия империалистских стран, сознательно или полуинстинктивно, опасалась дать начало такому движению в колониях, которое могло подкопать фундамент ее собственного благополучия в метрополии.
Иначе обстояло дело с Коминтерном. В качестве подлинно интернационалистской организации, он сразу бросился на девственную почву колоний и, благодаря революционной программе ленинизма, завоевал здесь значительное влияние. Дальнейшее буржуазное перерождение Коминтерна превратило его секции в колониях и полуколониях, в частности в латинской Америке, в левую агентуру европейского и американского империализма. Соответственно с этим изменилась и социальная база колониальных "компартий". Нещадно грабя своих азиатских и африканских рабов и латино-американских полурабов, иностранный капитал вынужден теперь и в колониях подкармливать тоненькую прослойку аристократии, - жалкой, мизерной, но все же аристократии в царстве общей нищеты. Сталинизм стал за последние годы партией этой рабочей "аристократии", а также "левой" части мелкой буржуазии, особенно чиновников. Буржуазные адвокаты, журналисты, учителя и пр., приспособляющиеся к национальной революции и эксплуатирующие рабочие организации для своей карьеры, находят в сталинизме как нельзя более подходящую идеологию.
Революционная борьба с империализмом требует мужества, решимости, готовности к жертвам. Где взять эти качества мелкобуржуазным героям фразы? Приспособление к "демократическому" империализму, наоборот, позволяет делать мирную и приятную карьеру на спине трудящихся. Прикрыть это приспособление от рабочих удобнее всего лозунгом "защиты СССР", т.-е. дружбой с кремлевской олигархией: это открывает возможности издания газет без читателей, устройства пышных конгрессов и всякого рода международной рекламы. Подлинной язвой рабочего движения колониальных и полуколониальных стран стала корпорация профессиональных "друзей СССР", фальшивых "социалистов" и "коммунистов", которые крикливой декламацией против фашизма прикрывают свой социальный паразитизм и свое прислужничество империализму и кремлевской олигархии. Сталинизм - под всеми своими масками - является главным препятствием на пути освободительной борьбы отсталых и угнетенных народов. Проблема колониальных революций неразрывно связывается отныне с исторической миссией Четвертого Интернационала.
О МЕЖДУНАРОДНОЙ АССОЦИАЦИИ ВЫЖАТЫХ ЛИМОНОВ (N 3 1/4)
Лондонское бюро безнадежных центристов (Феннер Броквей, Вальхер и Ко) совместно с Брандлером, Снефлитом, Марсо Пивером, при соучастии "секций, которые порвали с так называемым Четвертым Интернационалом", объединились, в виду военной опасности, для создания... - просят не шутить! - "Чрезвычайного фонда войны" (War Emergency Fund). О "фонде" идей эти господа не подумали: они, слава богу, материалисты, а не идеалисты. Представляет ли это новое "объединение" опасность для империализма, позволительно сомневаться; зато оно означает величайшую услугу Четвертому Интернационалу, так как сводит воедино недомыслие, половинчатость и несостоятельность всех разновидностей и оттенков центризма, т.-е. того течения, которое особенно противоречит духу нынешней эпохи. Как и все подобные механические "объединения", оно станет источником новых внутренних конфликтов и расколов и распадется на куски как раз тогда, когда пробьет час действия.
Да и может ли быть иначе? Организации, занятые героическим созданием "фонда", не возникли на почве общей программы, а пришли со всех концов политической карты центризма, как беспризорные остатки старых оппортунистических партий и фракций, продолжают и сегодня играть всеми цветами оппортунистической радуги и эволюционируют в разных направлениях. Все они непрерывно падали и слабели за последние годы, кроме ново отколовшейся партии Пивера, которой можно предсказать ту же незавидную участь. Ни в одной стране мира Лондонскому бюро не удалось создать новой организации, из молодых, свежих элементов, на основе собственной программы. Никакая революционная группа не встанет под это знамя, за которым нет ни прошлого ни будущего. В колониальных странах Лондонское бюро не имеет и тени влияния. Между тем можно считать законом: та "революционная" организация, которая в нашу империалистскую эпоху не способна пустить корни в колониях, обречена на жалкое прозябание.
Каждая из этих переживших себя групп держится силой инерции, а не силой идеи. Организация с наиболее серьезным революционным прошлым в этой среде, ПОУМ, до сих пор оказалась неспособной мужественно пересмотреть свою центристскую политику, которая явилась одной из важнейших причин крушения испанской революции. Еще менее способны к критике и самокритике остальные члены объединения. Дух дряблого дилетантизма веет над всем этим предприятием.
Правда, и вокруг знамени Четвертого Интернационала собралось на первых порах не мало "остатков". Но здесь была произведена огромная работа отбора, очищения, перевоспитания, на основе научной теории и отчетливой программы. Эта работа, смысла и значения которой филистеры никогда не понимали, происходила и происходит в атмосфере свободной, открытой и терпеливой дискуссии. Кто не выдержал этого испытания, тот доказал на деле свою органическую непригодность для строительства революционного Интернационала. Вот эти отсеянные, оттертые, отброшенные "остатки" включились ныне в "фонд" международного центризма. Один этот факт налагает на все предприятие печать безнадежной инвалидности!
В минуту просветления Марсо Пивер провозгласил несколько лет тому назад: течение в рабочем классе, которое ведет борьбу против "троцкизма", характеризует себя тем самым, как реакционное течение. Это не помешало, как видим, тому же Пиверу, в качестве прирожденного центриста, у которого слово всегда расходится с делом, примкнуть к Лондонскому бюро, которое пытается создать себе физиономию как раз путем конвульсивного отталкивания от "троцкизма".
Нетрудно, однако, предсказать, что буржуазия, реформисты и сталинцы будут и впредь именовать этих творцов фонда... "троцкистами", или "полутроцкистами". Отчасти - по невежеству; но главным образом для того, чтоб заставлять их извиняться, оправдываться и отмежевываться. И они действительно будут изо всех сил клясться, что они совсем не троцкисты, и что если им случается рычать по львиному, то, подобно их праотцу Пигве, они стараются рычать, как голубки. Мы знаем их: они не новички. Феннер Броквей, Вальхеры, Брандлеры, Снефлиты, Пиверы, как и печальные изгои Четвертого Интернационала в течение долгих лет, некоторые - даже десятилетий, успели показать свой безнадежный эклектизм в теории, свою бесплодность на практике. Они менее циничны, чем сталинцы, и чуть полевее левых социал-демократов, - вот все, что о них можно сказать. В таблице интернационалов их следует поэтому отметить номером 3 1/8 или 3 1/4. С фондом или без фонда, они войдут в историю, как ассоциация выжатых лимонов. Когда тяжелые массы, под ударами войны, придут в революционное движение, они не станут справляться об адресе Лондонского бюро.
ПЕРСПЕКТИВЫ
Все основные силы и пружины прошлой войны снова вступают теперь в действие, но в несравненно более напряженном и обнаженном виде. Движение совершается по наезженным колеям и потому - более быстрыми темпами. Никто не верит ныне, как накануне 1914 года, в неприкосновенность границ или в устойчивость режимов. В этом огромное преимущество для революционной партии. Если накануне прошлой войны секции Второго Интернационала сами не знали еще, каково будет завтра их поведение, и выносили архи-революционные резолюции; если левые элементы лишь постепенно высвобождались из пацифистского болота, ощупью отыскивая свою дорогу, то теперь все исходные позиции отчетливо заняты уже до войны. Никто не ждет интернационалистской политики со стороны социал-демократических партий, которые и сами не обещают ничего, кроме "защиты отечества". С выходом чешских социал-демократов из Второго Интернационала начался его официальный распад по национальным линиям. Почти также отчетливо предначертана заранее политика Третьего Интернационала: прогноз здесь лишь в небольшой степени осложняется элементом авантюризма. Если германские и итальянские социал-демократы и экс-коммунисты окажутся в войне платоническими пораженцами, то только потому, что Гитлер и Муссолини не позволяют им быть патриотами. Зато везде, где буржуазия еще продолжает подкармливать рабочую бюрократию, социал-демократы и экс-коммунисты будут полностью на стороне своих штабов, причем первая скрипка шовинизма окажется в руках музыкантов сталинской школы. Не только скрипка, но и револьвер, направленный против революционных рабочих.
В начале прошлой войны был убит Жан Жорес, в конце ее - Карл Либкнехт и Роза Люксембург. Во Франции убийство вождя социалистической партии не помешало другим вождям вступить в правительство империалистской войны. В Германии убийство двух великих революционеров совершено было при прямом соучастии социал-демократического правительства. В качестве физических убийц во Франции выступал темный мелкобуржуазный шовинист; в Германии - контрреволюционные офицеры. Нынешнее положение и в этом отношении отличается неизмеримо большей ясностью. Работа истребления интернационалистов началась в международном масштабе еще до открытия войны. Империализму не приходится более полагаться на "счастливый случай": в лице сталинской мафии он имеет готовую международную агентуру по систематическому истреблению революционеров. Жорес, Либкнехт, Люксембург пользовались международной славой, как социалистические вожди. Рудольф Клемент был молодым и еще мало известным революционером. Тем не менее гибель Клемента, как секретаря Четвертого Интернационала, имеет глубокий символический смысл. Через своих сталинских гангстеров империализм указывает заранее, с какой стороны ему угрожает во время войны смертельная опасность.
Империализм не ошибается. Если ему удалось, после прошлой войны, устоять везде, кроме России, то это объясняется исключительно отсутствием революционных партий. С трудом высвобождаясь из сетей старой идеологии, с ее фетишизмом "единства", большинство оппозиционных элементов социал-демократии не шло дальше пацифизма. В критические минуты подобные группировки оказались более способны тормозить революционное движение масс, чем возглавить его. В этом смысле можно сказать без всякого преувеличения, что "единство" партий Второго Интернационала спасло европейскую буржуазию.
Сейчас в тридцати странах имеются секции Четвертого Интернационала. Правда, это еще только авангард авангарда. Но если бы теперь, до войны, мы имели революционные организации масс, то в порядке дня стояла бы не война, а революция. Этого, разумеется, нет, и на этот счет мы не делаем себе никаких иллюзий. Однако, положение революционного авангарда сейчас неизмеримо более благоприятно, чем 25 лет тому назад. Самое главное завоевание состоит в том, что уже до войны существуют во всех важнейших странах мира проверенные кадры, насчитывающие сотни и тысячи революционеров, спаянных единством доктрины и прошедших школу жесточайших преследований со стороны империалистской буржуазии, социал-демократии и особенно сталинской мафии. Ни Второй, ни Третий, ни Амстердамский Интернационалы не способны сейчас созвать свои конгрессы, ибо они парализованы своей зависимостью от империализма и раздираются "национальными" противоречиями. Наоборот, секции Четвертого Интернационала, несмотря на крайнюю скудость средств, трудность получения виз, гибель секретаря и град репрессий, сумели в самый критический момент созвать свой международный конгресс и вынести единодушные решения, в которых задачи предстоящей гигантской борьбы формулированы точно и конкретно, на основании всего исторического опыта.
Этих драгоценных кадров не собьет с пути никакая волна шовинизма и не запугают сталинские маузеры и ножи. В новую войну Четвертый Интернационал вступит, как тесно-сплоченное политическое целое, части которого сумеют проводить одну и ту же политику, несмотря на разделяющие их границы и траншеи. Пусть даже в начале войны, когда слепой инстинкт самосохранения, в сочетании с шовинистической пропагандой, толкнет народные массы в сторону своих правительств, секции Четвертого Интернационала окажутся изолированными. Они сумеют не поддаться националистическому гипнозу и патриотической эпидемии. В принципах интернационализма они найдут опору против стадной паники снизу, террора - сверху. Они сумеют презирать шатания и колебания филистерской "демократии". Зато они будут чутко прислушиваться к самым угнетенным слоям народа и к истекающей кровью армии. Каждый новый день войны будет работать на них. Человечество стало беднее, чем 25 лет тому назад, а средства истребления - неизмеримо могущественнее. Уже в первые месяцы войны начнется, поэтому, в рабочих массах бурная реакция против шовинистического дурмана. Первыми жертвами этой реакции, наряду с фашизмом, падут партии Второго и Третьего Интернационалов. Их крушение явится необходимым условием открытого революционного движения, которое для своей кристаллизации не найдет никакой другой оси, кроме Четвертого Интернационала. Его закаленные кадры поведут трудящихся на великий штурм.
Л. Троцкий.
10 октября 1938 г., Койоакан.
Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 71.