Среди бюрократов ВКП(б), как за последнее время наши корреспонденты сообщали нам не раз, широко распространен ныне тип, который сдает все позиции, за вычетом вопроса о партийном режиме. Отрекаясь в частных беседах от сталинизма, эти люди продолжают, однако, защищать Сталина, - но как? с ненавистью и со скрежетом зубовным. Приведем дословно две цитаты из последних писем:
"Все они говорят об изолированности Сталина и о всеобщей ненависти к нему... И в то же время часто прибавляют: если б этого (пропускаем резкое слово) не было, все бы расползлось: он все же держит все вместе".
И далее:
"В основном, говорят они, Троцкий прав почти во всем (сейчас приводят, как пример правоты, 33-й год, как год стоящий вне двух пятилеток), - в одном он ошибается: он видит перед собою пролетариат 1917-23 г.г. Между тем, этого пролетариата больше нет. Большинство нынешних рабочих - вчерашние выходцы из деревни. Им демократию дать нельзя. Их нужно крепко держать в узде".
Эти две цитаты, совпадающие с другими подобными же, замечательно ярко характеризуют нынешнее положение в стране, особенно же в самой сталинской фракции. Прежде всего чрезвычайно поучительно указание даты, когда кончается нормальная партийная жизнь: 1923 год, момент окончательного отхода Ленина от работы, начала борьбы против оппозиции, - открытие эпохи чистого бюрократизма и господства эпигонов.
Левая оппозиция, по признанию либеральных бюрократов, - а, нужно сказать, что сейчас подавляющее большинство сталинцев впало в "гнилой либерализм", - права во всех основных вопросах, кроме одного; она доверяет партии, которой нельзя доверять. Десять лет "пролетаризации" и "большевизации" партии Ленина привели к тому, что аппаратчики совершенно искренне и убежденно говорят: состав партии настолько сырой, ненадежный, непартийный и даже антипартийный, что не может быть и речи о партийной демократии. Таков главный итог десятилетия, подчеркиваем мы: сталинизм ликвидировал партию.
Но, говорят с вынужденной откровенностью либеральные бюрократы, надо считаться с фактами: именно потому, что партия задушена, все держится на аппарате. Аппарат же удерживается от распада Сталиным. Если эта скрепа вывалится, все рассыплется. Такова эта упадочно-бонапартистская философия: политика Сталина ложна, сам он стал ненавистен, но им держится "режим", и поэтому мы, просвещенные бюрократы, продолжаем оставаться орудиями ложной политики.
Какой же это "режим" держится Сталиным? Тот самый, который задушил партию и подкопал пролетарскую диктатуру. Что сталинский режим держится Сталиным - бесспорно. Но если даже допустить, что Сталин способен еще в течении длительного времени поддерживать свой собственный режим, - мы это считаем исключенным, - то никак нельзя допустить, что сталинский режим способен дать коммунизму что-либо, кроме поражений и унижений.
Страшное расстройство советского хозяйства; грозный разрыв между городом и деревней; глубокая щель между пролетариатом и созданным им государством; убийственные поражения на международной арене, завершившиеся величайшей исторической катастрофой в Германии, - таковы итоги политики сталинизма. Этих итогов центристская бюрократия не оспаривает, поскольку признает политическую правоту оппозиции. Но она присовокупляет: тем не менее приходится держаться за Сталина, так как ни пролетариат, ни партия не заслуживают доверия.
Наши друзья, как и наши противники знают, что мы не склонны прихорашивать существующее положение, особенно теперь, после переворота в Германии. Но, в отличие от господ либеральных чиновников, мы не считаем положение безнадежным. Жалкие софизмы насчет того, будто, несмотря на гибельность сталинизма, надо поддерживать самодержавие Сталина, продиктованы не высшей государственной мудростью, а мелким страхом, перед переменами и передвижками, которые могут нечаянно потрясти... самого либерального бюрократа.
Совершенно верно, что Сталин разгромил партию, раздробил ее, разогнал по тюрьмам и местам ссылки, разводнил сырой массой, запугал, деморализовал. Совершенно верно, что партии, как партии, сейчас не существует. Но в то же время она остается очень реальным историческим фактором. Это доказывается уже непрерывными арестами левых оппозиционеров; страхом сталинской клики перед Раковским, которого она гонит на далекий Север; возвращением на путь оппозиции старых большевиков, пытавшихся сотрудничать со Сталиным (аресты и ссылки Зиновьева, Каменева, И. Н. Смирнова, Преображенского, Мрачковского, Переверзева и многих других). Наконец, признание со стороны самих бюрократов того немаловажного факта, что оппозиция во всем основном права, является само по себе крайне ярким симптомом того, что партия существует, формирует свое мнение и, по частям навязывает его даже аппарату.
Когда мы говорим о восстановлении партийной демократии, то мы именно и имеем в виду необходимость собрать воедино разбросанные, закованные, запуганные элементы действительно большевистской партии, восстановить ее нормальную работу, вернуть ей решающее влияние на жизнь страны. Разрешить задачу пробуждения и собирания партии иначе, как методами партийной демократии, немыслимо. Не сталинская же клика совершит эту работу и не либеральная бюрократия, которая поддерживает ненавистного ей Сталина из страха перед массой (как это, к слову сказать, типично для либерального бюрократа вообще!). Возродить партию может лишь сама партия.
В платформе левой оппозиции речь идет, конечно, не о какой-либо самодовлеющей, абсолютной демократии, стоящей над социальными и политическими реальностями. Демократия нам нужна для пролетарской диктатуры и в рамках этой диктатуры. Мы не закрываем глаза на то, что приступ к возрождению партии, единственно мыслимым методом партийной демократии, будет неминуемо означать на переходный период предоставление свободы критики всей нынешней разношерстной и противоречивой официальной партии, как и комсомолу. Большевистские элементы в партии не смогут разыскать друг друга, связаться, сговориться и активно выступить, не отмежевываясь от термидорианских элементов и от пассивного сырья; а такое размежевание немыслимо, в свою очередь, без открытого объяснения, без платформы, без дискуссий, без фракционных группировок, т.-е. без того, чтобы все загнанные внутрь болезни нынешней официальной "партии" не вышли наружу.
Переходный период будет несомненно наиболее критическим и опасным. Но еще Макиавелли, если не ошибаемся, сказал, что нельзя избегнуть смертельной опасности, не подвергая себя никакой опасности. Сталинский режим ведет к гибели, и никуда больше. Возрождение партии путем ее демократизации связано с несомненным риском, но оно открывает зато единственно мыслимый путь выхода.
Уже в процессе своего возрождения партия измеряет силу сопротивления термидорианских тенденций. Распространение демократии на профессиональные союзы и на советы, само по себе совершенно необходимое, будет происходить в таких формах, какие диктуются всей политической обстановкой, и притом под постоянным руководством партии. Советская демократия эластична. При наличности действительных внутренних и международных успехов, рамки демократии будут быстро расширяться. Пределы расширения в каждый данный период может указать только опыт. Политически учитывать опыт и правильно применять его может только живущая здоровой жизнью партия. Ей незачем включать в свой состав два миллиона душ. Она может сократиться в два, в три и даже в четыре раза, но это должна быть партия.
Ликвидация сталинского режима, исторически совершенно неизбежная, и притом очень близкая, может, однако, произойти разными путями. Внутренняя логика центристского аппарата, включая в него и либеральную бюрократию, неминуемо ведет к гибели режима в целом. Генеральная линия подготовляет генеральную катастрофу. Если предоставить вещи их собственному течению, то ликвидация сталинского самовластия явилась бы предпоследним эпизодом в ликвидации всех завоеваний Октября. Но опрокинуть советский режим, к счастью, не так просто. В недрах его заложены большие творческие силы. Их сознательным, до конца продуманным и проверенным выражениям является левая оппозиция (большевики-ленинцы). В процессе борьбы с термидорианскими группировками, в процессе очищения партии от сырья, от балласта, взаимоотношения между фракцией большевиков-ленинцев и центристской фракцией, поскольку она хочет и будет бороться против Термидора, могут сложиться по разному. Как они сложатся, это совсем не безразлично для судьбы революции. Можно сказать, что степень риска при переходе на путь демократии зависит в огромной мере от того, как именно сложатся в ближайшее время взаимоотношения между сталинцами и полусталинцами, с одной стороны, и левой оппозицией, с другой. Что касается нас, то мы сейчас, как десять лет тому назад, готовы сделать все для того, чтобы придать внутрипартийному развитию как можно более спокойный и мирный характер, ограждая его от вырождения в гражданскую войну.
Разумеется, мы не можем пойти на отказ от критики центризма, как центризм согласился пойти на отказ от критики социал-демократии. Такой отказ означал бы, по нашему, не что иное, как отречение от цели (спасение диктатуры) во имя средства (соглашения со сталинцами). Но взаимная критика, сама по себе неизбежная и плодотворная, может иметь разный характер, в зависимости от того, в какой мере она сознательно подготовлена обоими сторонами, и в какие организационные рамки она поставлена. В этой области, важность которой не требует доказательств, левая оппозиция готова в любой момент пойти на соглашение, в котором для себя она будет требовать только восстановления своего права бороться в общих рядах.
Борьба за определенную политику партии не имеет ничего общего с борьбой за захват аппарата с целью разгрома и изгнания господствовавшей вчера фракции. Это не наша политика. Наоборот, мы хотим, чтоб партия положила ей конец. Дело идет о чем-то неизмеримо высшем, чем кружковые и личные притязания. Нужен лояльный партийный режим. Легче, вернее и безболезненнее всего прийти к нему можно было бы через внутрипартийное соглашение. В виду неизмеримых опасностей, сгустившихся над советской республикой, большевики-ленинцы снова предлагают всем группировкам правящей фракции честное соглашение пред лицом партии и международного пролетариата.
Л. Троцкий.
Принкипо, 30 марта 1933 г.
Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 34.