MIA -
главная
страница | Глав.
стр.
Иноязычной
секции | Глав. стр.
Русской
секции | Троцкийский
архив
Оригинал
находится на
странице http://www.revkom.com
Последнее
обновление
Февраль 2011г.
(Документальная справка)
В ноябре 1927 года, когда Зиновьев и Каменев, после почти двухлетнего пребывания в оппозиции, почувствовали потребность вернуться под кров сталинской бюрократии, они, в качестве проходного свидетельства, попытались снова предъявить заявление о своем несогласии с "троцкизмом". На свою беду, однако, Зиновьев и Каменев, за время своего пребывания в оппозиции успели полностью раскрыть механику предшествующего периода (1923-1926), когда они, вместе со Сталиным, создавали легенду "троцкизма" лабораторно-заговорщическим путем.
Накануне своей высылки в Центральную Азию, я обратился к ряду товарищей с нижеследующим письмом (привожу его, как и ответы, со второстепенными сокращениями).
Москва. 21 ноября 1927 г.
Дорогие товарищи!
Зиновьев, Каменев и их ближайшие друзья снова – после большого перерыва – начинают выдвигать легенду насчет "троцкизма".
По этому поводу я хотел бы установить следующие факты:
1. Когда разразилась так называемая "литературная дискуссия" (1924), некоторые из ближайших к нашей группе товарищей высказывались в том смысле, что опубликование мною "Уроков Октября" было тактической ошибкой, так как дало возможность тогдашнему большинству развязать "литературную дискуссию". Я, со своей стороны, утверждал, что "литературная дискуссия" все равно развернулась бы, независимо от того или другого повода. Суть "литературной дискуссии" состояла в том чтобы выдернуть из всей прошлой истории партии, как можно больше фактов и цитат против меня и – с нарушением перспектив и исторической правды – преподнести все это неосведомленной партийной массе. К моим "Урокам Октября" "литературная дискуссия" никакого отношения по существу не имела. Любая из моих книг или речей могла послужить формальным поводом для того, чтобы обрушить на партию лавину травли против "троцкизма". Таковы были мои возражения тем товарищам, которые склонны были считать тактической оплошностью опубликование "Уроков Октября".
После того, как наш блок с ленинградской группой сложился, я на одном из совещаний задал Зиновьеву в присутствии ряда товарищей, примерно следующий вопрос:
– Скажите, пожалуйста, если бы я не опубликовал "Уроков Октября", имела бы место так называемая литературная дискуссия против "троцкизма" или нет?
Зиновьев без колебаний ответил:
– Разумеется. "Уроки Октября" были только предлогом. Без этого повод дискуссии был бы другой, формы дискуссии несколько другие, но и только.
2. В июльской декларации 1926 года, подписанной Зиновьевым и Каменевым, говорится:
"Сейчас уже не может быть никакого сомнения в том, что основное ядро оппозиции 1923 года правильно предупреждало об опасности сдвига с пролетарской линии и об угрожающем росте аппаратного режима. Между тем, десятки и сотни руководителей оппозиции 1923 года, в том числе и многочисленные старые рабочие-большевики, закаленные в борьбе, чуждые карьеризма и угодливости, несмотря на всю проявленную ими выдержку и дисциплину, остаются по сей день отстраненными от партийной работы".
3. На объединенном пленуме ЦК и ЦKK 14-23 июля 1926 г. Зиновьев сказал:
"У меня было много ошибок. Самыми главными своими ошибками я считаю две. Первая моя ошибка 1917 г. всем вам известна... Вторую ошибку я считаю более опасной, потому, что ошибка 1917 г., сделанная при Ленине, Лениным была исправлена, а также и нами при его помощи через несколько дней, а ошибка моя 1923 года заключалась в том, что...
Орджоникидзе: Что же вы морочили голову всей партии?
Зиновьев: Мы говорим, что сейчас уже не может быть никакого сомнения в том, что основное ядро оппозиции 1923 года, как это выявила эволюция руководящей ныне фракции, правильно предупреждало об опасностях сдвига с пролетарской линии и об угрожающем росте аппаратного режима... Да, в вопросе об аппаратно-бюрократическом зажиме Троцкий оказался прав против нас". (Стенограмма IV, стр. 33).
Таким образом, Зиновьев признает здесь свою ошибку 1923 г. (в борьбе против "троцкизма") даже более опасной, чем ошибка 1917 года (выступление против Октябрьского переворота)!
4. Приведенное признание Зиновьева вызвало недоумение у многих ленинградских оппозиционеров второго ряда, которые не будучи посвящены в заговор, искренно уверовали в легенду о "троцкизме". Зиновьев не раз говорил мне: "В Питере мы это вколотили глубже, чем где бы то ни было. Там поэтому труднее всего переучивать".
Очень отчетливо помню те слова, с которыми Лашевич накинулся на двух ленинградцев, прибывших в Москву для выяснения вопроса о троцкизме:
"Да чего вы валите с больной головы на здоровую? Ведь мы же с вами выдумали этот "троцкизм" во время борьбы против Троцкого. Как же вы этого не хотите понять и только помогаете Сталину?" и пр.
Зиновьев в свою очередь сказал:
– "Ведь надо же понять то, что было. А была борьба за власть. Все искусство состояло в том, чтобы связать старые разногласия с новыми вопросами. Для этого и был выдвинут "троцкизм"...
На нас, участников группы 1923 года, эта беседа произвела большое впечатление, несмотря на то, что механика борьбы против "троцкизма" была нам ясна и раньше.
Так как теперь Каменев и Зиновьев снова пытаются проявить то же "искусство", то есть связать старые разногласия с весьма свежим вопросом об их капитуляции, то я прошу вас вспомнить, принимали ли вы участие в одной из указанных выше бесед и что именно вы помните.
С коммунистическим приветом Л. Троцкий.
Письмо Е. Преображенского.
Подтверждаю все изложенное в настоящем документе. Только Лашевич сказал: "ведь мы же сами выдумали" и т. д., без слов "с вами", потому что, насколько я помню, два питерских товарища, о которых идет речь, совершенно искренно беспокоились насчет "троцкизма" и вряд ли были в курсе зарождения всего плана борьбы с "неотроцкизмом". Собрание происходило у Каменева близко к дате 16 октября, до или после, не помню.
Е. А. Преображенский.
29-го декабря 1927 г.
Письмо Г. Пятакова.
Дорогой Лев Давыдович!
Вы просили меня изложить письменно то, что я помню о речах Лашевича и Зиновьева на квартире Каменева, когда происходил разговор о "троцкизме" с приехавшими из Ленинграда товарищами. Всего разговора я не помню. Но так как к вопросу о так называемом "троцкизме" я всегда относился весьма болезненно, и отношение оппозиции 1925-26 г. к атому вопросу всегда представляло для меня громадный политический интерес, то я очень твердо помню то, что нам сказали Зиновьев и Лашевич. Я не помню текста речей. Смысл же помню хорошо: "троцкизм" был выдуман для того, чтобы подметить действительные разногласия мнимыми, то есть разногласиями, взятыми из прошлого, не имеющими никакого значения теперь, но искусственно гальванизированными в вышеуказанных целях. Это говорилось приехавшим ленинградцам, колебавшимся по вопросу о "троцкизме", и им разъяснялось, почему и как была создана легенда о "троцкизме".
2-го января 1928 г. Москва.
Пятаков.
Письмо К. Радека
При первом разговоре не присутствовал. Но слышал о нем от Л. Д. после того, как он состоялся.
Но присутствовал при разговоре с Каменевым о том, что Л. Б. (Каменев) расскажет на пленуме ЦК, как они (т. е. Каменев и Зиновьев), совместно со Сталиным решили использовать старые разногласия Л. Д. (Троцкого) с Лениным, чтобы не допустить после смерти Ленина т. Троцкого к руководству партией. Кроме того, много раз слышал из уст и Зиновьева и Каменева о том, как они "изобретали" троцкизм, как актуальный лозунг.
25-го декабря 1927 г.
К. Радек.
Радек вспоминает здесь очень яркий эпизод, упущенный в моем письме. Во время июльского пленума 1927 года Зиновьев и Каменев попали под особенно жестокий обстрел цитатами из их собственных писаний против "троцкизма". Надеясь вторично выступить по вопросу об оппозиции, Каменев собирался, как он выразился, взять быка за рога и прямо заявить на пленуме, как и по каким причинам была изобретена троцкистская опасность, с целью организованной борьбы против Троцкого. Список ораторов был, однако, закрыт, и Каменев вторично слова не получил.
Л. Троцкий.
Письмо X. Г. Раковского.
Дорогой Лев Давыдович!
В беседе, на которую ты ссылаешься, я участие не принимал (не был в Москве, так как уехал после пленума в Париж). Однако, осенью, когда приехал обратно, я слышал от тебя, а также от Преображенского в Париже, как о разговоре с Зиновьевым, так в частности и о заявлении Лашевича ("не нужно валить с больной головы на здоровую"). И тот и другой (то есть и Зиновьев и Лашевич) утверждали сами, что аргумент от "троцкизма" и "перманентной революции" был притянут за волосы исключительно с целью дискредитировать оппозицию 1923 г.
С приветом X. Раковский.
28-го декабря 1927 г.
Письмо В. Б. Эльцина.
Дорогой Лев Давидович!
В одной из бесед, происходивших на квартире Каменева, накануне подачи заявления от 16 октября, я совершенно точно запомнил это, произошел эпизод, касающийся "литературной дискуссии" по "Урокам Октября".
На вопрос Льва Давидовича, состоялась ли бы дискуссия против "троцкизма", если бы на свет не появились "Уроки Октября", Зиновьев ответил, что "конечно, состоялось бы", так как план начать эту дискуссию был заранее предрешен и искали только повода. Никто из присутствующих при этом сторонников группы 1925 г. ("зиновьевцев") не возражал. Все приняли это сообщение Зиновьева, как факт общеизвестный.
В. Эльцин.
2-го января 1928 г.
Таковы свидетельские показания, которые я успел перед высылкой получить в Москве. Они только иллюстрируют то, что более осведомленным товарищам ясно было и без того. Они достаточно ярко освещают малопривлекательную идеологическую чехарду в вопросе о "троцкизме". С 1917 до 1923 г.г. о троцкизме не было и речи. На этот период, помимо всего прочего, падает Октябрьский переворот, гражданская война, строительство советского государства и Красной армии, выработка партийной программы, учреждение Коммунистического Интернационала, образование его кадров, составление его основных документов, в том числе программных тезисов и манифестов Коминтерна. В 1923 г., после отхода Ленина от работы, вспыхивают в основном ядре ЦК серьезные разногласия, которые в течение дальнейших четырех лет развертываются в две непримиримые линии. В 24-м году призрак троцкизма – после тщательной закулисной подготовки – выпускается на сцену. Вдохновителями кампании являются Зиновьев и Каменев. Они стоят во главе – по тогдашнему – "старой большевистской гвардии". По другую сторону – "троцкизм". Но группа "старой гвардии" раскалывается в 25-м году. Зиновьев и Каменев уже через несколько месяцев оказываются вынуждены признать, что основное ядро оппозиции 23-го года, так называемые "троцкисты", в коренных вопросах разногласий оказались правы. Это признание является жесточайшей карой за злоупотребления в области партийной теории. Б лес того: Зиновьев и Каменев вскоре сами оказались зачисленными в число "троцкистов". Трудно придумать иронию судьбы, более беспощадную!
15-й съезд партии ничего не изменил в политической линии большинства, наоборот – закрепил ее. Он осудил оппозицию и поставил ее вне партии. Этого оказалось для Зиновьева и Каменева достаточным, чтобы припрятать опасность термидора, но за то попытаться снова возродить призрак троцкизма. Не будет ничего неожиданного, если Зиновьев приступит к писанию брошюры против троцкистской опасности, а Каменев будет ссылаться на свои речи и статьи 23-24 годов.
Беспринципность в себе самой несет свою кару. Она расшибается о факты, подрывает к себе доверие и, в конце концов, становится смехотворной.
Отдельные люди, даже и такие значительные, как Зиновьев и Каменев, приходят и уходят, а политическая линия остается.
Москва, 3 января 1928 года.
После того как были написаны эти строки прошло более двух лет. Главные свидетели по делу о фальсификаторах, создавших легенду о "троцкизме", Пятаков и Радек, подписывая свое красноречивое показание, факсимиле которого мы печатаем здесь, не предвидели, что им самим понадобится через несколько месяцев вступить на оный путь. Поистине, неисповедимы пути идейного сползания! Велика сила революционного отлива: барахтаются в нем люди так, что в пене не отличить голов от ног.
При всей своей трагикомической внешности судьба капитулянтов имеет, однако, очень серьезное значение: слабость людей только ярче подчеркивает силу идей.
Не автор этих строк, а его противники строят и оценивают все группировки в партии по линии их отношения к "троцкизму". На борьбе с троцкизмом Сталин стал "теоретиком", а Молотов вождем. Зиновьев и Каменев шли со Сталиным, порвали с ним, вернулись к нему, – оселком каждый раз служил "троцкизм". Правое крыло (Бухарин, Рыков, Томский) порвало со Сталиным, обвиняя его в троцкизме. Сталин умудрился возвращать то же обвинение правым. Пятаков, Радек и другие капитулянты второго призыва оказались вынужденными напиться из того же колодца.
Что все это значит? Прежде всего то, что у этих людей и групп нет ничего самостоятельного за душой. Они все от чего-то отталкиваются, временно к чему-то притягиваются, чтоб опять оттолкнуться. Это "что-то" они называют "троцкизмом". Под этим псевдонимом они сводят свои счеты с доктриной Маркса и Ленина.
Революция – суровая школа. Она не жалеет позвоночников, ни физических, ни моральных. Целое поколение вышло в тираж, истрепалось нервно, израсходовалось духовно. Сохранились немногие. Опустошенные составляют огромный процент на вершинах сталинской бюрократии. Аппаратные скрепы придают им внушительный вид, как парадная форма генералу-рамолитику. События будут обнаруживать и подтверждать опустошенность сталинской "гвардии" при каждом новом испытании. На капитуляциях по вопросу о троцкизме тысячи и десятки тысяч дрессировались в искусстве капитуляций вообще,
Чередование политических поколений есть очень большой и очень сложный вопрос, встающий по своему, по особому, перед каждым классом, перед каждой партией, но встающий перед всеми.
Ленин не раз издевался над так называемыми "старыми большевиками", и даже говаривал, что революционеров в 50 лет следовало бы отправлять к праотцам. В этой невеселой шутке была серьезная политическая мысль. Каждое революционное поколение становится на известном рубеже препятствием к дальнейшему развитию той идеи, которую оно вынесло на своих плечах. Политика вообще быстро изнашивает людей, а революция тем более. Исключения редки, но они есть: без них не было бы идейной преемственности.
Теоретическое воспитание молодого поколения есть сейчас задача задач. Только этот смысл и имеет борьба с эпигонами, которые, несмотря на свое видимое могущество, идейно уже вышли в тираж.
Л. Троцкий.
7 февраля 1930 года. Константинополь.