MIA - главная страница | Глав. стр. Иноязычной секции | Глав. стр. Русской секции | Троцкийский архив
I. Избирательное право
Земцы хотят конституции. Они требуют, чтоб в законодательстве участвовал народ через своих представителей. Хотят ли они демократической конституции? Требуют ли они, чтобы весь народ на равных правах участвовал в законодательстве? Другими словами: стоят ли земцы за всеобщее, равное и прямое избирательное право с тайной подачей голосов, обеспечивающей независимость голосования?
Всеобщее избирательное право не исчерпывает демократической программы, и признание его еще не делает демократом - как потому, что, при известных условиях, за это требование может ухватиться и реакционная демагогия, так и потому, что для революционной демократии всеобщее избирательное право является не одним из требований, но составной частью целостной программы. Зато обратное утверждение: без всеобщего избирательного права нет демократии - безусловно верно.
Посмотрим же, как земский съезд отнесся к этому кардинальному демократическому требованию. Перечитываем пункт за пунктом все резолюции съезда - и нигде не находим упоминания о всеобщем избирательном праве. Это решает для нас вопрос. Мы заключаем: программа земцев не говорит о всеобщем избирательном праве, значит, земская оппозиция не хочет всеобщего избирательного права.
Политическое недоверие есть наше право, а вся прошлая история либеральной оппозиции превращает это право в нашу обязанность!
Земские либералы заинтересованы в своем влиянии, в своей политической репутации. Они заинтересованы в том, чтобы обезопасить себя от критики и разоблачений социал-демократии. Они знают, что социал-демократия выдвинула требование всеобщего избирательного права и что она зорко и недоверчиво следит за тем, как относятся к этому требованию все другие оппозиционные партии.
Вот почему земские либералы, если б они стояли за всеобщее избирательное право, должны были бы в собственных политических интересах жирным шрифтом напечатать его в своей программе. Они этого не сделали. Значит, они не хотят всеобщего избирательного права.
Один из участников съезда черниговский "радикал" г. Хижняков*33, гласный черниговского земства, доказывал на собрании киевского литературно-артистического общества*34, что резолюции земского съезда не противоречат требованию всеобщего избирательного права. Г. Хижняков рассуждал схоластически. Он забывал или не знал, что кроме формальной логики есть еще логика политическая, для которой умолчание иногда равносильно отрицанию. И это лучше всего подтвердил вскоре сам г. Хижняков, когда подписал резолюцию черниговского земства, требующую созыва не представителей народа, а представителей земств и дум. Дальше этого не шел в своих стремлениях и съезд. Неопределенностью формулировки он лишь прикрывал умеренность и узость своих требований.
Впрочем в резолюциях съезда есть пункт, который дает повод утверждать, что земцы не только не отвергли всеобщего избирательного права, но и положительно высказались за него. 7 пункт говорит: "Личные гражданские и политические права всех граждан России должны быть равны".
Политические права - ведь это права на участие в политической жизни страны, т.-е. прежде всего избирательные права. Земский съезд решил, что эти права должны быть равны.
Не прав ли в таком случае другой "радикал", Водовозов*35, который на упомянутом уже собрании литературно-артистического общества следующим образом возразил социал-демократу, обвинявшему земцев за их умолчание о всеобщем голосовании: "Я безусловно протестую против речи недовольного оратора. Пункт седьмой говорит о равенстве личных общественных и политических прав. Если бы вы были более знакомы с государственной наукой, - говорил г. Водовозов, - вы увидели бы, что формула эта разумеет всеобщее, равное, прямое и тайное избирательное право"!
Г. Водовозов, бесспорно, очень близко знаком с государственной наукой. Но он делает из своих знаний крайне дурное употребление: он вводит своих слушателей в обман.
Бесспорно, равенство политических прав, если брать его всерьез, означает, что избирательные права граждан должны быть равны. Но столь же бесспорно, что пункт 7 ограничивает это равенство только гражданами, не распространяя его на гражданок. Или же г. Водовозов скажет, что земцы имеют в виду и женщин? Нет, он этого не скажет. Таким образом, пункт 7 не означает всеобщего избирательного права.
Но он не означает также прямого избирательного права. Избирательные права граждан могут быть равны, но конституция может предоставить им выбирать выборщиков второй степени, с тем, чтобы те выбирали, в свою очередь, выборщиков третьей степени, а уж эти последние - "народных представителей". Эта система убийственна для народа, потому что господствующим классам легче повлиять на небольшой круг отцеженных выборщиков, чем на народные массы*.
/* Недаром говорят, что г. Витте*36, ожидающий своей "очереди", подготовляет проект конституции с двухстепенными выборами./
Далее, равенство избирательных прав само по себе ровно ничего не говорит о тайном голосовании. А между тем эта техническая сторона дела имеет громадное значение для всех зависимых, подначальных, экономически угнетенных слоев народа. И особенно в России с ее вековыми навыками произвола и рабства. При наших варварских традициях система открытого голосования может надолго свести к нулю значение всеобщего избирательного права!
Мы сказали, что из пункта 7 логически вытекает лишь равное избирательное право для мужчин. Но земцы поторопились показать, что, наперекор указаниям государственной науки г. Водовозова, они не связывают себя даже и этим обязательством. Равенство политических прав относится, конечно, не только к будущему парламенту, но и к земствам и думам. А между тем п. 9 требует лишь, "чтобы земское представительство было организовано не на сословных началах и чтобы к участию в земском и городском самоуправлении были привлечены по возможности (sic!) все наличные силы местного населения". Таким образом, равенство политических прав будет применяться только "по возможности". Определенно земцы высказываются лишь против сословного ценза, но они допускают полную "возможность" ценза имущественного. И уж во всяком случае нет никакого сомнения в том, что за чертой политического равноправия окажутся все, кто не отвечает тому или иному цензу оседлости, а этот ценз по всему характеру своему направлен против пролетариата.
Итак, вопреки заверениям "демократов" из оппортунизма и "демократов" из политического лицемерия, п. 7 не означает на деле ни всеобщего, ни прямого, ни равного, ни тайного права голоса. Другими словами, он ничего не означает. Это политический фальшфейер, который должен обмануть простаков и послужить орудием обмана в руках оппортунистических развратителей политического сознания.
Но если бы даже равенство политических прав было так богато значением, как хочет думать государственная наука г. Водовозова, оставалось бы еще спросить: вкладывали ли сами земцы в эти слова то содержание, которое вкладывает "наука"? Конечно, нет. Если бы у них действительно была демократическая мысль, они бы сумели ее выразить в ясной политической форме. Недаром же, надеемся, один из секретарей земского съезда, тамбовский радикал Брюхатов*37, комментирует в демократической "Нашей Жизни"*38 7 пункт в том смысле, что "народ получит всю полноту прав гражданских и необходимых (sic!) политических"*. Кто компетентен делить политические права на необходимые и не необходимые, об этом радикальный земец и демократическая газета хранят сосредоточенное молчание...
/* "Наша Жизнь", N 2./
Тот, кто действительно выдвигает демократические требования, всегда рассчитывает на массу и к ней апеллирует.
А масса не знает дедукций и софизмов государственного права. Она требует, чтобы с ней говорили ясно, чтобы вещи называли своими именами, чтобы ее интересы ограждались точно формулированными гарантиями, а не оставлялись на усмотрение услужливых истолкователей.
И мы считаем своей политической обязанностью развивать в массе недоверие к тому, ставшему второй природой нашего либерализма, эзоповскому языку, за которым укрывается не только политическая "неблагонадежность", но и политическая недобросовестность!..
II. Самодержавие царя или самодержавие народа?
Каков же будет тот государственный строй, участие в котором народа либеральная оппозиция считает нужным лишь "по возможности"? Земские резолюции не только не говорят о республике - одно лишь сопоставление земской оппозиции с требованием республики дико звучит для уха! - они не только не говорят об уничтожении или ограничении самодержавия, они не произносят в своем манифесте даже слова "конституция".
Правда, они говорят о "правильном участии народного представительства в осуществлении законодательной власти, в установлении государственной росписи доходов и расходов и в контроле за законностью действий администрации", - следовательно, они имеют в виду конституцию. Они только избегают ее имени. Стоит ли в таком случае над этим останавливаться?
Мы думаем, что стоит. Европейская либеральная пресса, которая одинаково ненавидит русскую революцию и симпатизирует русскому земскому либерализму, с восторгом останавливается пред этим полным такта умолчанием земской декларации: либералы сумели выразить, чего они хотят, избегнув в то же время слов, которые могли бы создать для Святополка невозможность принятия земских решений.
В этом - совершенно верное объяснение, почему земская программа молчит не только о республике, которой земцы не хотят, но и о "конституции", которой они хотят. Формулируя свои требования, земцы имели в виду исключительно правительство, с которым они должны вступить в соглашение, а не народную массу, к которой они могли бы апеллировать.
Они вырабатывали пункты торгово-политического компромисса, а не директивы политической агитации.
Они ни на минуту не сходили со своей антиреволюционной позиции, - и это ясно выступает не только из того, что они говорят, но и из того, о чем они умалчивают.
В то время как реакционная печать твердит изо дня в день о преданности народа самодержавию и - в лице "Московских Ведомостей" - неустанно повторяет, что "истинный" русский народ не только не требует конституции, но даже и не знает этого заморского слова, земские либералы не осмеливаются произнести это слово, чтоб довести его до сведения народа. За этим страхом перед словом скрывается страх перед делом: борьбой, массой, революцией.
Повторяем. Кто хочет, чтоб его поняла масса, чтоб она была с ним, тот должен прежде всего свои требования выражать ясно и точно, всему давать надлежащее имя, конституцию называть конституцией, республику - республикой, всеобщее избирательное право - всеобщим избирательным правом.
Русский либерализм вообще и земский в частности никогда не порывал и теперь не порывает с монархией.
Наоборот, он стремится доказать, что именно в нем, либерализме, единственное спасение монархии.
"Жизненные интересы Престола и народа, - пишет в "Праве" кн. С. Трубецкой*39, - требуют, чтобы бюрократическая организация не узурпировала полновластия, чтобы она перестала быть фактически бесконтрольной и безответственной... А это, в свою очередь, возможно лишь при помощи организации, стоящей вне бюрократии, при помощи действительного приближения народа к Престолу - живому средоточию власти"*40...*.
/* "Право", N 44./
Земский съезд не только не отрекся от монархического принципа, но положил в основу всех своих резолюций формулированную кн. Трубецким "идею" престола, как "живого средоточия власти".
Народное представительство выдвигается съездом не как единственное средство взять народу свои дела в свои собственные руки, но как средство объединить Верховную Власть с населением, в настоящее время разобщенные друг от друга бюрократическим строем (пп. 3, 4 и 10). Не самодержавие народа противопоставляется самодержавию царя, а народное представительство - царской бюрократии. "Живым средоточием власти" является не народ, а престол.
III. За кем учредительная власть?
Эта жалкая точка зрения, стремящаяся примирить царское самодержавие с народным верховенством, выразилась в совершенно предательском ответе на вопрос: кто и как осуществит то государственное преобразование, которое с такой зловещей для народа неопределенностью охарактеризовано в резолюциях земского съезда?
В последнем 11 пункте своих решений Совещание (так называет себя земский съезд) выражает "надежду, что Верховная Власть призовет свободно избранных представителей народа, дабы при содействии их вывести наше отечество на новый путь государственного развития в духе установления начал права и взаимодействия государственной власти и народа". На такой путь оппозиция хочет поставить дело государственного обновления России. Верховная власть должна призвать себе в помощь представителей народа. Резолюция и здесь, в этом решающем пункте, не говорит, какого народа. А между тем мы еще не забыли, что в "Программе русских конституционалистов"*41, которую "Освобождение"*42 объявило своей программой*, в роли таких представителей народа фигурируют депутаты от земств и дум, "по существу своему представляющих нижний этаж будущего конституционного здания"... "По необходимости, - говорит "Программа", - приходится следовать историческим прецедентам и отдать эту подготовительную работу в руки представителей существующих учреждений общественного самоуправления... Такой путь вернее и лучше, чем тот "скачок в неизвестное", который представляла бы всякая попытка выборов ad hoc для данного случая, под неизбежным в таких случаях правительственным давлением и при трудно-определимом настроении непривычных к политической жизни общественных слоев". ("Освобождение", N 1.)
/* "Освобождение", N 1./
Но допустим далее, что представители этого квалифицированного "народа" собрались, - и начинается конституционное учредительство. Кому принадлежит решающий голос в этой работе: Престолу, "живому средоточию власти", или народным представителям? Этот вопрос решает все.
Резолюция Совещания говорит, что выводить наше отечество на новый путь будет Верховная Власть при содействии призванных ею представителей народа. Таким образом, учредительную власть земское Совещание вручает не кому иному, как короне. Самая идея Всенародного Учредительного Собрания*43, как верховной инстанции, здесь совершенно устранена. В установлении "начал права" корона пользуется "содействием" народных представителей, - если же она вступает с ними в конфликт, она обходится без их содействия, она их отсылает через те же ворота, через которые она их призвала.
Именно такую, а не иную организацию учредительной власти, именно этот, а не какой-либо другой путь учредительных работ указывает резолюция земского Совещания. На этот счет не нужно себе создавать какие бы то ни было иллюзии. А ведь такое решение вопроса заранее ставит всю судьбу русской конституции в зависимость от усмотрения короны!
В период учредительных работ, как и во всякий другой период, может быть только одна "Верховная Власть", - она может принадлежать либо короне, либо Собранию. Либо корона, работающая при содействии Собрания, либо Собрание, работающее при противодействии короны. Либо суверенитет народа, либо суверенитет монарха.
Можно, разумеется, попытаться истолковать одиннадцатый пункт резолюции земского Совещания в том смысле, что корона и собрание представителей, как две независимые друг от друга и потому равноправные силы, вступают в конституционное соглашение. Это будет наиболее благоприятное для земских резолюций допущение. Но что тогда окажется? Корона и собрание независимы друг от друга. Каждая из сторон вправе ответить "да" или "нет" на предложения другой стороны. Но это значит, что две вступающие в переговоры стороны могут не прийти ни к какому соглашению.
Кому же будет принадлежать в таком случае решающий голос? Где взять третейского судью? Предположение двух равноправных сторон привело нас к абсурду: нам понадобился на случай конфликта между короной и народом - а такой конфликт неизбежен - третейский судья. Но жизнь никогда не останавливается в затруднении пред юридическим тупиком. Она всегда находит выход.
Таким выходом и явится, в конце концов, революционное провозглашение народного верховенства. Только народ может явиться третейским судьей в своей собственной тяжбе с короной. Только Всенародное Учредительное Собрание, не только независимое от короны, но и обладающее всей полнотой власти, держащее в своих руках ключи и отмычки всех прав и привилегий, имеющее право безапелляционного решения по всем вопросам, не исключая из их круга и судеб русской монархии, только такое суверенное Учредительное Собрание сможет беспрепятственно творить новое демократическое право.
Вот почему честная и последовательная демократия должна неустанно и непримиримо апеллировать - не только через преступную голову монархии, но и через ограниченные головы призванных ею "для содействия" представителей квалифицированного народа - должна неустанно и непримиримо апеллировать к самодержавной воле народа, выраженной в Учредительном Собрании путем всенародного, равного для всех, прямого и тайного голосования.
Нужно ли напоминать, что земская программа ни единым словом не касается аграрного и рабочего вопросов? Она это делает так просто, как будто в России этих вопросов совершенно не существует...
Резолюции земского Совещания 7, 8 и 9 декабря - высшее, что дал земский либерализм. В последовавших затем губернских земских собраниях он делает несколько шагов назад от ноябрьских решений.
Только вятское губернское земство подписывает программу земского Совещания целиком.
Ярославское губернское земство "твердо верит", что Николаю "угодно будет призвать выборных представителей к общей работе" - в целях "сближения Царя с его народом" - на началах "большей" (!) равноправности и личной неприкосновенности". "Большая" (чем ныне) равноправность царского народа вовсе не исключает, разумеется, ни политического, ни даже гражданского неравноправия.
Полтавское земство повторяет в своем адресе десятый пункт резолюции, трактующий о "правильном участии народных представителей в осуществлении законодательной власти", но ни словом не упоминает о "политическом равноправии" и вообще ничего не говорит о формах "народного представительства".
Черниговское земство "всеподданнейше просит Его Величество услышать искреннее и правдивое слово русской земли, для чего призвать свободно избранных представителей земства и повелеть им (!) независимо и самостоятельно начертать проект реформ... и проект этот дозволить (!) непосредственно представить Его Величеству". Здесь "представители земства" ясно и открыто названы, как представители "русской земли". Черниговское земство просит о том, чтоб этим представителям был дан только совещательный голос, только право начертать и представить проект реформ. И еще черниговское земство "всеподданнейше просит", чтоб представителям русской земли повелено было быть независимыми и самостоятельными!
Бессарабское земство просит министра внутренних дел о созыве "представителей губернских земств и важнейших городов Империи для совместного обсуждения" предполагаемых реформ.
Казанское губернское земство "глубоко верует, что при изыскании способов проведения в жизнь Самодержавной Воли не будут лишены голоса свободно выбранные для той цели представители земства".
Пензенское земство повергает "верноподданническую беспредельную благодарность" за реформы, предначертанные в царском указе, и, с своей стороны, обещает "ревностное служение... в обширной сфере местного благоустройства".
Петербургское земство, по инициативе г. Арсеньева, подписавшего, в числе прочих, резолюции земского Совещания, предполагает возбудить ходатайство о том, чтобы "представители земских и городских учреждений были допущены к участию в обсуждении правительственных мероприятий и законопроектов".
Костромское земство ходатайствует о том, чтоб проекты, касающиеся земской жизни, подвергались предварительно обсуждению земцев.
Другие земства ограничились верноподданническим благодарственным восторгом по поводу царского указа или просьбой по адресу князя Святополка - "сохранить в душе драгоценный обет доверия".
На этом пока закончилась оппозиционная земская кампания.
*33 Хижняков, В. В. - накануне революции 1905 г. был гласным черниговского земства и участником всероссийского съезда земских деятелей. После организации "Союза Освобождения" становится его активным членом. В 1905 г. примыкал к левым либералам типа Прокоповича. Вместе с последним, Кусковой и другими Хижняков сотрудничал в "Товарище".
*34 В средине ноября 1904 г. в Киеве, на заседании литературно-артистического общества, после доклада "о поэзии Огарева", гласный черниговского земства и участник всероссийского земского съезда Хижняков, только что вернувшийся из Петербурга, сделал пространное сообщение о решениях этого съезда. Хижняков подробно остановился на письме Милюкова, полученном съездом, на основных постановлениях съезда и т. д. Сообщение было встречено рукоплесканиями. Внезапно из публики раздается протестующий голос. "Вы, - говорит оратор, обращаясь к Хижнякову, - не должны были расходиться, не дождавшись удовлетворения ваших требований. Вы забыли о рабочем классе. Вы умолчали о главном - о всеобщем, равном и тайном голосовании. Вы больше занимались болтовней, чем делом"... Эта реплика была восторженно встречена социал-демократической частью собрания. Отвечал Водовозов, который призывал социал-демократов к единению, к совместным действиям, говорил о недопустимости раскола и т. д. Собрание раскололось на две части: социал-демократическую и земскую.
*35 Водовозов, В. В. (род. в 1864 г.) - бывший член редакции газеты "Наша Жизнь", известный публицист. В феврале 1887 г. был арестован и сослан на 5 лет в Архангельскую губернию. Специалист-правовед. Накануне революции 1905 г. читал лекции по государственному праву. Написал ряд исследований по вопросам права и форм голосований. Сотрудничал во многих периодических изданиях либерально-демократического направления.
*36 Витте, С. Ю. (род. в 1849 г.) - начал свою служебную деятельность начальником службы движения одесской ветви Юго-Западных железных дорог. В 1879 г. Витте работал в Петербурге, в качестве начальника отделения эксплуатации в правлении Юго-Западных железных дорог. В 1888 г. он был назначен директором департамента железнодорожных дел и председателем тарифного комитета, а в 1892 г. стал управляющим министерством путей сообщения. В конце того же года Витте был назначен на пост министра финансов, который он занимал 11 лет. На этом посту он и произвел знаменитую реформу - переход к золотому обращению. В 1903 г. Витте вступает в обязанности председателя комитета министров. Последняя должность была фактически почетной отставкой, так как комитет до революции 1905 г. не имел никакого значения. Это перемещение с поста всемогущего хозяина финансов на пост безвластного председателя комитета произошло под напором дворянско-помещичьих элементов правительства (главным образом, Плеве), недовольных покровительственным отношением Витте и его заигрыванием с умеренными либералами. Во время событий 9 января Витте снял с себя всякую ответственность за действия правительства. Летом 1905 г. Николай посылает Витте в Портсмут для заключения мирного договора с Японией. За успешное выполнение этого поручения Витте был возведен в звание графа. В дни октябрьской стачки, когда победил курс на соглашение с буржуазией, Витте оказался наиболее подходящим человеком на пост премьера. Манифест 17 октября является детищем Витте. После разгрома революции, когда самодержавие почувствовало под собой твердую почву, Витте опять сошел со сцены. Последняя опала Витте длилась вплоть до его смерти (1915 г.)
*37 Брюхатов, Л. Д. - либеральный интеллигент, член тамбовской губернской управы и видный земский деятель.
*38 "Наша Жизнь" - ежедневная радикально-демократическая газета, выходившая в Петербурге с 6 ноября 1904 г. Ее основателем был известный экономист проф. Л. В. Ходский. Газета стояла на левом фланге русской легальной печати. Ее сотрудники почти все состояли членами "Союза Освобождения". Первый номер "Нашей Жизни" подвергся предостережению; его розничная продажа была запрещена. Вскоре последовало второе предостережение, а 5 февраля 1905 г. третье и закрытие газеты на 3 месяца. С 6 мая 1905 г. издание газеты возобновляется при следующем составе редакции: Прокопович, Кускова, Хижняков, Богучарский, Водовозов, Португалов, Щеголев, Рыкачев и др. Первые четверо вскоре вышли из состава редакции. Не будучи официально органом какой-либо партии, газета фактически являлась органом "Союза Освобождения". За напечатание декабрьского (финансового) манифеста Совета Рабочих Депутатов газета была закрыта. В революцию 1905 г. "Наша Жизнь" отражала настроения либеральной интеллигенции. Поэтому в начале революции она резко критиковала правительство, восхищалась борьбой масс, проповедовала борьбу до конца. Во время октябрьской стачки "Наша Жизнь" начинает проявлять признаки недовольства чрезмерными требованиями пролетариата и героическим размахом его борьбы. Ноябрьская забастовка была ею встречена уже полувраждебно, а кампания за 8-часовой рабочий день дала ей повод начать поход против утопической тактики с.-д.
Статья, о которой упоминается в тексте, озаглавлена: "Земство и бюрократия".
*39 Трубецкой, С. Н. - проф., крупный либеральный деятель, получил широкую известность своей речью, которую произнес в Петергофском дворце 6 июня 1905 г. перед Николаем II, как депутат съезда городских и земских деятелей, и в которой ходатайствовал о созыве народных представителей. С этого времени популярность Трубецкого среди либеральной буржуазии непрерывно растет. Несмотря на то, что упомянутая речь была встречена всеобщим ликованием и поддержкой либеральной части буржуазии, она ни к каким результатам не привела. Ровно через два месяца был издан манифест о созыве булыгинской Думы, ничего общего с народным представительством не имевшей. Избранный на пост ректора Московского университета, Трубецкой вел упорную борьбу с московской администрацией, настаивавшей на закрытии университета. 29 сентября 1905 г. он внезапно скончался.
*40 Статья князя С. Н. Трубецкого "Два пути" была помещена в "Праве", N 44 (1904 г.). Основное содержание ее было таково: после убийства Плеве обнаружилось, что его политика решительно осуждается всем русским обществом. Даже реакционный "Гражданин" устами Мещерского высказывается за неправильность линии "официального консерватизма". Это всеобщее осуждение политики Плеве и ему подобных объясняется явной необходимостью, в целях защиты порядка и общественной безопасности, утвердить начала гражданских свобод и дать простор общественной самодеятельности. Это необходимо, прежде всего, для сохранения престола. Только решительный переход к новому пути спасет Россию от смут и волнений. Россия должна вступить на путь правового государства, путь тесного единения престола и всего народа.
*41 Эта программа была опубликована в N 1 "Освобождения" под заголовком "От русских конституционалистов" и состояла из требований умеренно-либерального характера.
*42 "Освобождение" - либеральный двухнедельник, выходивший с 1 июля 1902 г. сначала в Штуттгарте, а потом в Париже, под редакцией бывшего социал-демократа и бывшего марксиста П. Б. Струве. Уже в первом N этого журнала была подчеркнута крайняя умеренность политических требований освобожденцев. Они сводились к созыву бессословного народного представительства, избранного губернскими земствами и думами больших городов. "Освобождение" являлось, таким образом, органом оппозиционных земских кругов и либеральной буржуазии. В дальнейшем, под влиянием роста революционных сил, "Освобождение" повернуло несколько влево. С 1903 г. журнал становится органом "Союза Освобождения". Временами он признает требование всеобщего, равного, тайного и прямого голосования и вообще принимает демократическую окраску. Богатство фактического материала доставляет ему большое распространение среди либеральной части буржуазии и дворянства. В начале революции, под влиянием сильного крена интеллигенции влево, "Освобождение" занимает уже нейтральную позицию. В дни апогея стачечного движения журнал резко нападает на революционную социал-демократию за ее "крайности", за развязывание стихийного движения масс и пр. После 17 октября 1905 г. журнал прекращается.
В 1906 г. тов. Троцкий дал следующую политическую характеристику этому журналу:
"Освобождение", - либеральная газета, издавалась с 1902 г. за границей, сперва в Штуттгарте, затем в Париже. Редактировал "Освобождение" г. Петр Струве, перебежчик из рядов социал-демократии. "Освобождение" отличалось при своем возникновении крайне умеренным характером. Оно переняло от земцев программу Земского Собора, как представительства дворянских земств и купеческих дум (см. N 1 "Освобождения"). Политическая поверхность и литературная посредственность составляли основные черты этой нелегальной газеты, которая, за отсутствием в России всякого свободного слова в то время, пользовалась значительным успехом в буржуазных и либерально-бюрократических кругах общества. Под влиянием революционных событий в России "Освобождение" стало испытывать давление со стороны своих левых сотрудников и временами высказывалось за всеобщее избирательное право. Впрочем, циничная беспринципность редактора лишала демократизм "Освобождения" всякого значения: газета противоречила себе на каждом шагу и, под влиянием первого ветерка, передвигалась слева направо и справа налево.
Основная задача "Освобождения", выступающая сквозь все его противоречия, может быть охарактеризована так: объединить вокруг либеральных земцев демократическую интеллигенцию; посредством этой демократической интеллигенции создать в населении доверие к земцам, - и затем использовать популярность земцев для соглашения с царским правительством. Народной революции "Освобождение" боялось, не верило в нее и все время стояло на антиреволюционной точке зрения. За два дня до 9 января 1905 г. "Освобождение" писало: "Революционного народа в России нет". В последнем N, во время октябрьских дней, "Освобождение" нападало на социал-демократов за университетские митинги, сыгравшие огромную роль в русской революции. После 17 октября редактор "Освобождения" вернулся в Россию, где в еженедельной газете "Полярная Звезда" стал на крайнем правом крыле кадетской партии и в нападках на революционеров соперничал с "Новым Временем". "Полярная Звезда", как и ежедневная газета Струве "Дума", погибла за отсутствием читателей".
*43 Лозунг Учредительного Собрания сыграл большую прогрессивную роль в истории первой русской революции. Выставляя этот лозунг, соц.-дем.-большевики ориентировали массы на свержение царского правительства, как на необходимый предварительный этап для возможности практического осуществления этого лозунга. В то же время подчеркиванием этого лозунга большевики разоблачали мнимую революционность русских либералов и кадетов, долгое время не желавших идти дальше лозунга "земского собора", созываемого царским правительством. Меньшевики же не сразу открыто ориентировались на этот боевой для тогдашней эпохи лозунг, допуская возможность эволюционного превращения Государственной Думы в Учредительное Собрание. Революция 1917 года, поставившая перед рабочим классом и крестьянством во всю ширь задачу свержения не только остатков дворянского строя, но и всего буржуазного общественного порядка, обнаружила относительность значения всяких лозунгов, выставляемых в различные эпохи. Лозунг Учредительного Собрания после февральской, а в особенности после Октябрьской революции, выдвинувших новые формы революционной организации масс - Советы, стал лозунгом реакционным, вокруг которого сплотились все контрреволюционные силы, не желавшие допустить осуществления пролетарской диктатуры в форме Советской власти.