Впервые опубликовано: "Il Comunista", 3 февраля 1921 г.;
Источник: Интернациональная Библиотека Коммунистической Левой
Фашизм — это слово, придуманное нами, принятое теми, кого мы имели в виду, чью идею выражает само слово, и которая впоследствии стала идеей национального господства. Но боевые фаши, из которых вышли новейшие фашисты, изначально имели цели существенно отличные от тех, что преследуют сегодняшние фаши, даже если и те и другие естественно склонны к защите буржуазных институтов.
Первые боевые фаши стремились к революционной программе. В концепции поднятия ценности военной победы были поглощены все остальные заботы о социальных проблемах, которые — в определённых формах со специальными решениями — были усилением, на практике, этой первоначальной, основной концепции.
Бойцы, только из-за того, что являются таковыми, должны обладать — согласно фашистской программе — многими правами, первым из которых является управление политическим и экономическим развитием нации. Переоценка военных бойцов, ставших элитой благодаря их самопожертвованию в окопах, одухотворяло тех, кто сформировали первую фашистскую программу. Мы скажем больше об ошибочности этой концепции — как это продемонстрировала, в последующем развитии, вся жизнь Италии она была абсурдной и асоциальной. Достаточно сказать, что, политическая программа фашистов, состояла, без каких-либо предрассудков, в форме режима, опиравшегося на два принципа:
1) Италия, после военной победы, должна приобрести такую силу среди других наций, которая не только поможет ей удержать статус великой державы, но и добиться признания других прав, отнятых у неё Версальским договором;
2) Партии, противостоявшие войне, не будут обладать правом вмешиваться в формулирование программы переустройства страны; рабочие, в аполитичных профсоюзах, смогут защищать свои профессиональные интересы, не вмешиваясь однако в политические вопросы, возникающие в ходе экономической конкуренции.
Консервативная и реакционная программа.
Хотя она и шла на большие уступки идеализму, она плохо скрывала заботы защиты одного класса. Она поддерживала в состоянии бодрствования военный инструмент для поддержки дипломатической деятельности и гегемонских мечтаний о Далмации и Албании, в Триполитании и Малой Азии; она выказывала своё империалистическое содержание, пусть в словесных и двойственных формах демократии, как и принцип Учредительного собрания и Трудового парламента.
Вокруг этой программы сгруппировались консервативные силы нации; мелкобуржуазные интеллектуалы, неспособные осознать свою историческую роль и ценность, которые завтра отойдут к социал-демократической партии, их исторической партии, как об этом говорит опыт мировой революции; крупная промышленная и землевладельческая буржуазия, чиновники. С другой стороны была более старая программа, с научным содержанием и многолетним социальным анализом; чьё научно-исследовательское происхождение и развитие в историческом процессе каждый день находят всё больше логических подтверждений, позволяющих ей предвидеть окончательный итог.
Война не удивила марксистов, которые — в классических текстах Учителей — предвидели её. Война не смогла изменить общие очертания современной политической и экономической организации мира: она ускорила процесс становления буржуазного режима. Марксизм в очередной раз оказался прав в отношении исторического процесса. Война стала лишь одним из эпизодов капиталистического кризиса, восходящего к его высшим империалистическим аспектам. Было сказано, что боец с войны является лишь несчастливцем; и — если придать этому фаталистическому атрибуту юмористический оттенок — можно говорить об отсутствии какой бы то ни было воли к борьбе в солдате, посланном в бой.
Это, однако, не исключает определённой сентиментальности и честности в каком-нибудь мистике или заблудшем идеалисте; но было бы глупо судить о великом историческом факте по нескольким безвестным деятелям. Также — с некоторыми редкими исключениями — искусственная пропаганда переоценки бойца по отношению к другим трудящимся, остававшимся в стране в годы войны, противоречит самому духу бойцов, которые считали себя равными с теми, кому посчастливилось сохранить нетронутой свою энергию и дух для классовой борьбы, для войны подлинной, которая сегодня, наконец, проясняет поле битвы в двух противоположных окопах после того как коррумпирующей демократии не удалось оправдать себя теми же идеологическими предпосылками, что оправдывали её перед наиболее умной и ловкой буржуазией.
Вначале фашизм был ответвлением от движения д’Аннунцио, которое в своих программных устремлениях подтверждало и поддерживало революционные концепции, которые часто вели к открытому бунту регулярных войск против центрального правительства, а потом и против государства и режима. Легионеры д’Аннунцио хотели довести до логического конца предпосылки первоначального фашизма. Возможно, они ещё появятся снова на итальянской политической сцене.
Однако новый аспект фашизма, который больше всего интересует сегодняшнюю жизнь страны, это некое приспосабливание идеологии к материальным интересам буржуазии.
Конечно, таким образом, фашизм искренней продемонстрировал истинные причины своего существования. Эта истина сильно не нравится многим пастухам фашей. Они хотели бы, чтобы на них смотрели как на защитников и заступников идеальных принципов: спасения Родины от беспорядка, предотвращения падения государства и т.д.; но их деятельность, даже направленная на эти цели, которые мы не можем разделять (мы тоже являемся партией социального порядка и дисциплины, но только после насильственного свержения буржуазного режима) выводит на свет существующие отношения между крупной промышленной и земледельческой буржуазией и фашистами. Если естественно то, что банки и крупная индустрия кормят прессу, ещё более естественно то, что они финансируют эти батальоны, на деле являющиеся их белой гвардией.
Этот феномен происходит не из «остатков» милитаристских ментальности и волюнтаризма, как утверждают некоторые социал-демократы (Джолитти, Турати и т.д.). Обострение классовой борьбы обязательно провоцирует потребность в вооружённой защите самих классов. Социалисты, считающие насилие «последним» средством для свержения режима — т.е. средством, которое следует использовать лишь в решительный момент дуэли между классами, гражданской войны — должны были убедиться, если бы они были более внимательными и способными прочувствовать исторические ситуации, что «заключительный момент», «последний удар», «решительный момент» уже наступил; и что исторически «момент» это не маленькая доля секунды, но имеет продолжительность нескольких месяцев или лет.
Перед лицом вооружения белой гвардии и её деятельности, является настоящим преступлением против пролетариата призывать его не отвечать врагу оружием, которое выбрал последний или отзывать его силой организаций. Насилие — если мы не хотим углубляться в сферу софизмов, философии, чистой филологии — динамичная сила. Насилие детей или инвалидов может вызвать смех, но насилие сильных способно вышибить сотню дверей, предшествующих символической арке, воздвигнутой в честь пролетарской победы.
Ещё более смешна идея под названием «руки вверх» Филиппо Турати, с её бандитским привкусом при францисканских намерениях её инициатора, потому что обозначает собой глубочайшее непонимание революционного феномена, разворачивающегося перед нашими глазами. Если бы это провоцировало, как кажется, реальный декрет, приказывающий сдать оружие и санкционирующий самые суровые наказания для их владельцев, пролетариат должен был бы ещё раз возблагодарить своих слепых пастухов за принесение в жертву своего собственного тела, которое стало бы естественным последствием подобного декрета: т.е. он помог бы демобилизовать рабочий класс, обезвредить его против вооружённейшего господствующего класса, с его наёмными войсками и корпусом вольных стрелков.
Нас абсолютно не удивляет рождение и становление этой крепкой контрреволюционной организации: скажем, даже, что она будет всё больше развиваться и усиляться, вооружаться и увеличиваться со всё большим совершенством. Таким образом защищается буржуазный класс: вооружая своих юных детей, финансируя своих сторонников, обильно снабжая их помимо денег мотивами идеалистического патриотизма, чтобы проституировать их в антипролетарской борьбе. Было бы глупо думать, что синьоры Ансальдо, Пирелли, Перроне и прочая ринутся в битву сами. Крупные государства не спускаются в окопы.
Но перед большим вопросительным знаком, коим являются постоянные вооружённые силы и сомнительная верность героической королевской гвардии против безоружной толпы, кто знает насколько героической она будет против пулемётов красных гвардий, буржуазному классу срочно требуется мобилизовать элементы интеллектуальной мелкой буржуазии всё ещё цепляющиеся за традиции, чиновников, непоследовательную часть сельского пролетариата и мелких собственников, вооружить их и решительно бросить против коммунистических рабочих масс.
Поэтому, сегодня программа фашей определённо стала программой внутренней политики. Она собирает не только старых сторонников, но и новейших, не участвовавших в войне.
Один фашистский орган сделал предупреждение даже самому д’Аннунцио, некоторое время назад, не вступать в конфликт с регулярными войсками в дни, предшествовавшие военной ликвидации Фьюминского вопроса, чтобы не создавать новых соблазнов для дезертирства и потому что фашизму было нужно возвращение д’Аннунцио в Италию, чтобы он возглавил фаши в важной битве против большевизма. Этой потребности должны были быть подчинены все остальные. Некоторые видные фигуры движения д’Аннунцио признались, что деятельность итальянских фашистов вызывает у них «тошноту». Говорят, что намерения легионеров были более высокими и идеальными, чем у фашистов Италии.
И те, и другие должны договориться. Возможно, первые, обиженные заключением, фактически удовлетворительным для них, фьюминской комедии захотят моментально сменить цель своих действий; подтверждением чего, помимо многих молчаливых обоюдных соглашений, являются некоторые письменные заявления легионеров, гласящие, что: «триумф королевского правительства отмечен таким позором и преступлениями, что мы с нашей стороны имеем право на самую кровавую вендетту». В таком случае не знаем до какого пункта фашисты последуют за даннунцианцами в их революционных планах, ведь они считают себя элементом... порядка. Но мы уже видим, что легионеры находят общий язык с фашистами в различных акциях против пролетариата и его учреждений, что доказывает верность нашего убеждения — основанного на глубоких принципиальных причинах — что классовая борьбы против коммунистических рабочих объединяет все буржуазные идеологии и интересы для одной общей войны.
Фашизм не является исключительно итальянским феноменом. Мы уже сказали, что это слово, обладающее программным смысловым значением, было придумано нами и принято участниками фашей, которым оно показалось грубым, но красивым; так же как и мы приняли слово пораженчество выдуманное для нас и против нас, но которое отлично показывает наше отношение к войне.
Но фашистская программа следует за пролетарской революцией, с самого её начала: это программа действий буржуазии; это инстинктивная и финансируемая защита класса, который вот-вот будет сброшен. Если революция пролетариата не одержит триумфа, программа, которую мы, итальянцы, называем фашистской, увеличит своё поле действия и развития: она станет властью; она поведёт за собой власть; она начнёт осуществлять белый террор, вендетту против побеждённых. Возможно, слово фашизм подлежит видоизменению в слова белая гвардия: но программа принятая ими останется идентичной, потому что исторически у них не может быть иной программы.
Сможем ли мы преследовать фашизм на его собственной территории? Должны ли мы принимать битву против фашизма с тем же оружием, которое использует он? Мы говорим, что это не только возможно, но неизбежно.
Однако, проблема, которую ставит перед нами фашизм другая. Это проблема подготовки боевых организаций.
И в самом деле: сегодня борьба между пролетариатом и фашистами идёт не на равных. Перед крайним насилием последних, пролетарская сила является лишь грустной иронией.
Мы скорее согласимся, что до тех пор пока это возможно, в относительном смысле, пролетариат не должен тащиться вслед за отдельными акциями, в которых без своей специфической организации, он лишь подвергнется очередным ударам; но принять средства и дисциплину, которые вместе с силой, данной ему его общественным положением, рано или поздно сломят врага справа, который не дремлет. Экономия сил, крепкая организация и железная дисциплина.
Не растрачивать в мелких отдельных акциях великие резервы для решительной битвы. Организация и дисциплина.
Коммунистическая Партия Италии была рождена, помимо теоретических, исторических и тактических причин, для того, чтобы организовать и дисциплинировать коммунистические рабочие массы для вооружённой борьбы со всей вероятностью успеха.